Что касается Гранта, то, как он заранее и предполагал, он был завален сугробами информации. К полудню вторника Тисдейла видели уже почти во всех концах Англии и Уэльса, а к пяти часам дня — и в Шотландии. Видели, как он выходил из кино в Аберистве. Видели, как он удил с моста в Йоркшире и подозрительно надвинул на лоб шапку, когда к нему подошли. Он снял номер в гостинице «Линкольн» и исчез, не заплатив (Грант предполагал, что Тисдейл и в самом деле часто исчезал, не заплатив). Он попросился на пароход в Ловэтофте. (И еще в полудюжине мест. Количество молодых людей, уклонившихся от уплаты квартирным хозяйкам и желавших покинуть родные места, оказалось просто угнетающе велико.) Его нашли мертвым в болоте возле Пенрита (перепроверка этого сообщения заняла у Гранта больше половины дня). Его обнаружили мертвецки пьяным в одном из лондонских переулков. Он покупал шляпу в Хите, в Грэнтаме, Ливсе, Торн-бридже, Дорчестере, Эшторде, Лутоне, Эйлсбери, Лейчестере, Ист-Гринстеде и в четырех магазинах Лондона. Он также купил пачку булавок в универсальном магазине «Сван и Эдгар». Он съел сэндвич с крабами в забегаловке на Аргил-стрит, две булочки с кофе — в кондитерской у Гастингса и бутерброд с сыром в гостинице «Приют путника». Он также был замечен в краже всевозможных вещей во всевозможных местах, в том числе хрустального графина для вина со склада посудного магазина в Кройдоне. Когда сообщившего спросили, зачем, по его мнению, Тисдейлу мог понадобиться графин, тот ответил, что он может служить прекрасным оружием.
Три телефона, как безумные, трезвонили не переставая, почта, телеграф, радиопередатчик и просто люди все продолжали приносить новую информацию. Девять десятых ее были явно бесполезны, однако всю ее надо было принять; часть сведений, перед тем как признать их бесполезность, требовалось проверить.
Грант кинул взгляд на растущую перед ним на столе кипу рапортов, и самообладание покинуло его.
— За малую промашку — и такая цена! — выдохнул он.
— Не горюйте, сэр! — отозвался Вильямс. — Могло быть и хуже.
— Куда уж хуже! Что же, по-вашему, должно произойти, чтобы стало еще хуже?
— Мог бы явиться чокнутый, признаться в убийстве, и мы потратили бы на него целый день.
Чокнутый заявился на следующее же утро.
Грант поднял глаза от мокрого от росы пальто, которое ему только что принесли, и увидел, что Вильямс с таинственным видом, прикрыв за собой дверь, таинственно к нему приближается.
— Что еще там, Вильямс? — резко спросил он, предчувствуя недоброе.
— Чокнутый.
— Что?!
— Особа, желающая сделать признание, — проговорил Вильямс виноватым голосом, будто считал, что именно его вчерашние слова навлекли на них эту беду.
Грант застонал.
— Очень необычная особа, сэр. Весьма любопытная. Можно даже сказать, интересная.
— Снаружи или внутри?
— Я имел в виду, как она одета.
— Она? Так это женщина?
— Да. Леди, сэр.
— Пусть войдет.
У него даже в ушах закололо от ярости: как посмела какая-то падкая до сенсаций дамочка посягать на его время ради утоления своих нездоровых аппетитов?!
Вильямс распахнул двери и впустил ярко и модно одетую женщину.
Это была Джуди Селлерс.
Не говоря ни слова, она вошла с мрачным и решительным видом. Несмотря на удивление, вызванное ее приходом, Грант невольно подумал о том, насколько она заурядна, несмотря на свою экстравагантную внешность. Недовольство всем на свете вообще и своей судьбой в частности — этот тип был ему слишком хорошо знаком.
Молча он пододвинул ей стул. Грант, когда хотел, умел держаться очень высокомерно.
— Спасибо, сержант. Вы мне больше не понадобитесь, — произнес он и, когда Вильямс вышел, обратился к Джуди Селлерс: — Не считаете ли вы, что это непорядочно?
— Непорядочно?
— Я работаю по двадцать три часа в сутки, чтобы разобраться в очень важном деле, а вы считаете для себя возможным разыгрывать передо мной комедию с признанием в убийстве.
— Никакой комедии я не разыгрываю.
— Это уже настолько смешно, что у меня есть желание освободиться от вашего присутствия немедленно.
Он хотел было выйти, но Джуди остановила его словами:
— Если вы так поступите, я пойду в другой полицейский участок, сделаю признание им, а они все равно пошлют меня к вам. Я действительно ее убила!
— Ничего подобного вы не делали.
— Это почему же?
— Хотя бы потому, что вас здесь не было.
— Откуда вы знаете, где я была?
— Вы, кажется, забыли: из субботнего разговора мне известно, что вы были в Челси на квартире мисс Китс.
— Я туда зашла только на коктейль. И ушла рано: мисс Китс собиралась с компанией куда-то вверх по Темзе.
— Даже если это и так, все равно невероятно, чтобы вы объявились на следующий день на рассвете на пляже возле Вестовера, вскоре после восхода солнца.
— Ничего удивительного нет в том, что утром я была уже на севере Англии. Если хотите знать, я подъехала на мотоцикле. Можете справиться у меня дома. Девушка, вместе с которой мы снимаем квартиру, скажет вам, что я вернулась домой только в четверг около двух.
— Одно это вряд ли может служить доказательством ваших преступных намерений.
— Но так оно и было. Я подъехала к Расщелине, спряталась в зарослях и подождала, пока она придет.
— Разумеется, на вас было мужское пальто.
— Да, хотя я не понимаю, как вы догадались. В машине было холодно, и я надела пальто брата, которое лежало там.
— Так вы вышли на пляж в пальто?
— Я же сказала, было промозгло. И я не люблю залезать в воду по утрам.
— А вы еще и в воду залезли?
— Ну конечно. Не могла же я ее утопить с берега.
— И оставили пальто на берегу?
— Нет, — саркастически отозвалась она. — Я пошла плавать в пальто.
Грант облегченно вздохнул: он уже начал бояться, что она говорит правду.
— Итак, вы переоделись в купальный костюм, вышли на пляж в накинутом на плечи пальто, и дальше? Что было дальше?
— Она отплыла уже довольно далеко от берега. Я вошла в воду, подплыла к ней и утопила.
— Каким образом?
Она сказала: «Привет, Джуди». Я ей ответила и легонько стукнула по подбородку — брат показал мне, куда надо бить, чтобы вывести человека из строя. Потом я поднырнула, взяла ее за пятки и потащила за собой, пока она не утонула.
— Складно у вас получается. И долго вы это обдумывали? А мотив вы тоже себе придумали?
— Просто я ее терпеть не могла. Ненавидела ее, если хотите знать. За ее успех, внешность, за ее самонадеянность. Она встала мне поперек горла, как кость: я не могла ее больше выносить.
