— Понятно. А теперь объясните пожалуйста, почему, практически идеально совершив убийство, вы теперь спокойно приходите ко мне, чтобы самой сунуть голову в петлю?
— Потому что вы подозреваете другого человека.
— Скажите уж прямо — потому, что мы подозреваем Роберта Тисдейла. Он и есть истинная причина. А теперь, может — в качестве компенсации за потраченное на вас мое драгоценное время и в виде оправдания, — вы расскажете мне все, что вам известно о Тисдейле?
— Ничего мне о нем не известно. Кроме одного — на убийство он не способен. При любых обстоятельствах.
— Выходит, вы его хорошо знаете?
— Нет. Едва знакома.
— И вы не были, так сказать, друзьями?
— Нет, ни друзьями, ни любовниками, если вы это имели в виду. Бобби Тисдейл представления не имеет, что я существую на свете, он только однажды передал мне коктейль.
— И тем не менее вы поставили на карту свою жизнь, чтобы его вызволить? — спросил Грант более мягко.
Она предпочла не заметить этого и угрюмо ответила:
— Если я убила, почему за меня должен пострадать невинный?
— Я думаю, это зависит от того, насколько искушена в таких делах полиция. Мне кажется, вы нас явно недооцениваете, мисс Селлерс.
— Мне кажется, вы полные идиоты. Вы собираетесь арестовать невиновного. Гоняетесь за ним, как собаки. И не желаете верить, когда вам признаются в убийстве.
— Понимаете, мисс Селлерс, в деле всегда бывают некие детали, которые известны лишь полиции и не попадают в газеты. Вы же сочинили свою историю на газетной информации. Об одной такой детали вы просто не знали. О другой забыли.
— О чем это я забыла?
— О местопребывании Кристины Клей не было известно никому.
— А убийце?
— Конечно. В этом-то все и дело. А теперь извините, я очень занят.
— Вы не поверили ни одному моему слову.
— Неправда. Поверил, и даже не одному: ночь на вторник вы провели вне дома, вы, вероятно, в тот день действительно купались, а в среду, к середине дня, вы вернулись домой. Но все это еще не преступление.
Она неохотно встала и небрежным жестом вынула из сумочки помаду.
— Что ж, — подкрашивая губы, сказала она хорошо поставленным, «сценическим» голосом. — Моя попытка хоть немного прославиться провалилась, и мне не остается ничего другого, как до конца дней своих играть безмозглых блондиночек. Хорошо, что я купила обратный билет.
— Меня вам не одурачить, — сказал на прощание Грант, несколько повеселев, и распахнул перед ней двери.
— Тут вы, может, и правы, черт вас подери. Но насчет него вы глубоко ошибаетесь. Настолько глубоко, что, помяните мое слово, еще покроете себя позором до завершения этого дела. — С этими словами она с независимым видом проследовала мимо изумленного Вильямса и двух клерков и исчезла.
— Ну вот, — заметил Вильямс, — начало положено. Прямо какой-то ненормальный народ пошел, правда, сэр? Если бы мы обнародовали факт, что ищем пальто с оторванной пуговицей, то наверняка нашлись бы такие, кто сам оторвал бы пуговицу и притащил нам свое пальто. Просто так, развлечения ради. Словно нам и без того делать нечего. А дамочка не похожа на чокнутую, ведь так?
— Не похожа. Что вы о ней думаете, Вильямс?
— Из актрисуль, что играют в мюзиклах. Хочет получить паблисити ради карьеры. Молоток, а не дамочка.
— Вот и неверно. Играет в театре. Ненавидит свою профессию. Мягкосердечна до того, что готова жертвовать собой ради ближнего.
Вильямс был явно обескуражен.
— Правда, я с ней почти не разговаривал, — заметил он, словно оправдываясь.
— Конечно. Если судить по внешности, то ваше заключение абсолютно точно. Хотелось бы мне также уверенно делать свои заключения в нашем с вами деле. — Он сел и задумчиво провел руками по волосам. — Что бы вы предприняли, выбравшись из «Моряка»?
Вильямс понял: Гранту хочется, чтобы он поставил себя на место Тисдейла.
— Я бы сел в переполненный автобус. Первый попавшийся. Сошел бы вместе с остальными и двинулся так, будто знаю, куда и зачем иду. И постарался бы держаться с таким видом все время, пока я на людях.
— А потом?
— Потом, вероятнее всего, снова сел в автобус, чтобы выбраться за город.
— Вы хотите сказать, что покинули бы город?
— Ну да, конечно! — удивился Вильямс.
— В сельской местности городской человек всегда больше бросается в глаза.
— А на что лес? В этой части столько лесов, что в них человек может скрываться сколько захочет. А если он доберется до лесного массива возле Эшдауна, то и сотня полицейских не прочешет тот лес полностью.
Грант отрицательно покачал головой:
— Но надо же чем-то питаться. И где-то спать.
— Спать можно и в лесу. Погода стоит теплая.
— Прошло уже двое суток. Если он вне города, то должен бы выглядеть изможденным и грязным. Но так ли это на самом деле? Вы заметили, никто не сообщил нам, чтобы он где-нибудь покупал бритву. Все-таки есть шанс, что он укрылся у кого-нибудь из приятелей. Интересно… — Его взгляд остановился на стуле, который только что занимала Джули Селлерс. — Нет, вряд ли она решила уж так блефовать. Будь он у нее, она бы к нам не явилась.
Вильямс подумал о том, что хорошо бы Гранту пойти в отель и хоть немного отоспаться. Он слишком близко принимает к сердцу свой промах при аресте Тисдейла. Никто не застрахован от ошибок, Грант — знаток своего дела, и это известно всем. Его репутация в Ярде достаточно прочна. И чего он себя так казнит за то, что могло случиться с каждым? Конечно, и в Ярде есть охотники занять его место, но к ним всерьез никто не относится. Все знают, чего они добиваются. Грант — профессионал, с ним все в порядке. Глупо, что он сокрушается из-за такой ерунды.
Если бы можно было предположить, что у полисмена болит за кого-то сердце, то уж точно — большое сердце Вильямса болело за начальника.
— Уберите этот отвратительный предмет, — говорил между тем Грант, показывая на пальто. — Ему по меньшей мере двадцать лет, и лет десять как на нем нет ни одной пуговицы. Одно меня озадачивает, Вильямс: на пляже пальто было на Тисдейле, а вернулся он без него. Значит, он должен был избавиться от пальто где-то по дороге. Далеко отклоняться в сторону у него просто не хватило бы времени. Он спешил вернуться, чтобы загладить свою ошибку с паническим бегством. И, несмотря на все усилия, мы так и не обнаружили это пальто. В этом районе два пруда, оба мелкие, и оба мы обшарили. Три ручейка, в которых монеты не спрячешь, даже бумажного кораблика не пустишь. Канавы все облазили, садовые ограды осмотрели, две рощи тоже прочесали. Ничего! Что он с ним сделал? Что бы вы с ним сделали, а, Вильямс?
