— Сжег.
— Времени не хватит. И потом, оно сырое, скорее даже не сырое, а мокрое.
— Скатал бы и сунул куда-нибудь на дерево. Обычно все ищут на земле.
Вильямс! Вы прирожденный преступник! Изложите Сангеру свою идею, и пусть он сегодня же проверит ее на практике. Мне это пальто нужнее сейчас, чем сам Тисдейл. Просто позарез необходимо!
— Кстати, о бритвах, сэр. Может быть, он успел взять свою?
— Я об этом не подумал. Я не думал, что у него хватит духу на это. Правда, я вообще не предполагал, что у него хватит духу на то, чтобы дать тягу. Я думал только о попытке самоубийства. Где его вещи?
— Сангер доставил их сюда вместе с чемоданом. Здесь все, что у него было с собой.
— Посмотрите прямо сейчас, там ли бритва. Чтобы знать хотя бы, выбрит он или нет.
Бритвы в чемодане не оказалось!
«Я обманулся в вас, инспектор», — произносит он, а тем временем спокойно кладет в карман бритву и готовится удрать под самым носом у великого детектива. Я абсолютно заблуждался по поводу этого парня, Вильямс. Абсолютно. Поначалу, когда вез его на разбирательство, я решил, что он один из импульсивных истериков. Потом, когда узнал про завещание, изменил свое мнение. Хотя по-прежнему считал его слабаком. А теперь… теперь оказывается, он планировал побег у меня под носом — и осуществил это! Это не Тисдейл слабак, а я!
— Да не убивайтесь вы так, сэр! В настоящий момент у нас полоса невезения. Но вы и я — только вы и я вдвоем, клянусь вам — добудем этого стервеца и отправим его туда, где ему и место! — горячо проговорил Вильямс. Произнося эту прочувствованную речь, Вильямс и не подозревал о том, что особой, которая действительно сыграет центральную роль в передаче преступника в руки правосудия, окажется глупенькая дамочка из Канзас-Сити, которая и знать не знала об их существовании.
10
Эрика тормознула и остановила свою непрезентабельную крошечную машину. Потом она дала задний ход и остановилась снова. Она с интересом поглядела на носок мужской туфли, выглядывавшей из зарослей травы и папоротника, потом перевела взгляд на пустынный ландшафт и на белеющую, прямую как стрела, дорогу, по сторонам которой посверкивали на солнце ограничители скорости.
— Можете вылезать, — сказала она, — на целые мили вокруг нет ни одной живой души.
Носок туфли исчез, и из-за кустов появилась удивленная мужская физиономия.
— Уф! Теперь я могу вздохнуть с облегчением. А то я уж думала, что вы мертвый.
— Откуда вы узнали, что это я? Вы же знали, что это я?
— Конечно знала. У вас на подошве одной туфли такая смешная загогулина — в том месте, где был ценник приклеен. Я заметила ее еще тогда, когда вы лежали на полу у отца в кабинете.
— Ах вот вы кто. Вы прекрасный детектив.
— А вы никуда не годный беглец. Вашу ногу просто нельзя не заметить.
— Вы появились так неожиданно. Я не слышал вашей машины и опомнился, когда она на меня уже чуть не наехала.
— Вы что, глухой? Бедная Тинни — над ней все графство потешается. В наших местах она такая же достопримечательность, как шляпка леди Миддлвей или коллекция раковин старого мистера Дина.
— А почему Тинни?
— Она когда-то была Кристиной, ну а потом… потом одряхлела и стала Тинни. Вы просто не могли ее не слышать.
— Наверное, я на какое-то время задремал. Я… я немножко недосыпаю.
— Еще бы. Есть хотите?
— Это чисто теоретический вопрос или у вас есть что-нибудь съестное?
Эрика засунула руку в машину и извлекла полдюжины булочек, баночку с консервированным языком, граммов двести масла и шесть помидоров.
— Консервный нож я забыла. Стукните по крышке чем-нибудь острым, и она проткнется.
Она деловито разрезала булочку перочинным ножиком и стала ее намазывать маслом.
— Вы что, постоянно носите с собой еду? — спросил он подозрительно.
— Ага. Я всегда есть хочу. И потом, иногда прихожу домой только к вечеру. Держите нож, отрезайте консервы и кладите на булку. Потом нож дадите мне, я вторую булочку разрежу.
Он послушно сделал, как она велела, и Эрика стала разрезать еще одну булочку, из деликатности стараясь не смотреть в его сторону, чтобы ему не приходилось сдерживать голод.
Наконец он заговорил:
— Вы, конечно, понимаете, что поступаете нехорошо.
— Почему это?
— Нехорошо, потому что помогаете сбежавшему преступнику; вдвойне нехорошо, потому что ваш отец констебль. К тому же — и это еще серьезнее, — если я тот, за кого они меня принимают, в эту минуту вы подвергаете себя страшной опасности. Нельзя такие вещи делать.
— Если бы вы были убийцей, то какой смысл вам еще и меня убивать? Чтобы я не донесла на вас, что ли?
— По-моему, если человек убил однажды, так ему ничего не стоит сделать это опять. Больше одного раза все равно не повесят. Значит, вы не считаете, что я убил?
— Уверена, что нет.
— Откуда такая уверенность?
— Вы на это не способны.
— Спасибо! — сказал он с чувством.
— Я не в том смысле.
— А! Понял! — Он слабо улыбнулся: — Не очень лестно, но обнадеживает. Скажите, у вас в роду, случайно, не было святого Георгия?
— Георгия? Нет, не было. Да вы не бойтесь, ради правого дела я вру без запинки.
— Да, сегодня вам этого не избежать. Если вы только и вправду не собираетесь меня выдать.
— Не думаю, что меня кто-то будет допрашивать, — сказала она, не потрудившись даже отреагировать на его последнюю реплику. — Кстати, должна сказать, борода вам не идет.
— Она и мне не нравится. Я захватил с собой бритву, но без мыла и воды у меня ничего не получается. У вас, случайно, нет с собой в машине еще и кусочка мыла?
— Нет. Я не мою руки перед едой. Зато у меня есть такая мыльная жидкость, «Снежинка» называется. Я ею пользуюсь для рук, когда приходится менять колесо. — Она достала бутылку из кармана в машине. — А вы, похоже, гораздо умнее, чем мне казалось.
— Да? Из чего вы сделали такой вывод?
— Из того, что вы удрали от инспектора Гранта. Отец говорит, что он знаток своего дела.
— Я тоже так думаю. Да я бы ни за что не решился на побег, если бы так не боялся, что меня посадят. Вообще-то, те полчаса были самыми захватывающими за всю мою жизнь. Теперь я знаю, что значит жить на полную катушку. Раньше я думал, что это — когда у тебя есть куча денег и ты можешь делать все, что пожелаешь, по двадцать разных развлечений в сутки. Оказывается, это совсем другое.
— Она действительно была такая хорошая — Кристина Клей?
