— Перестаньте! — свистящим шепотом произнесла она. — Вы ее разбудите!
— Кого это «ее»?
— Старуху. Мою хозяйку.
— Вы горничная?
— Экономка.
— В доме только она и вы?
— Да.
Грант указал на распахнутое у нее за спиной окно:
— Это ваша комната?
— Да.
— Пройдемте туда и побеседуем.
— Вы не имеете права входить в дом. И не смейте мне угрожать. Я ничего плохого не сделала.
— Вы позволите пройти? — проговорил Грант с неприкрытой иронией.
— Вы не можете входить в дом без ордера на обыск! Я это знаю!
Теперь она стояла прижавшись к подоконнику, не позволяя ему двинуться дальше.
— Я не нуждаюсь в ордере, когда дело идет об убийстве.
— Убийстве? — Она удивленно взглянула на него. — А я-то тут при чем?
— Поднимайтесь в комнату и включите свет.
На этот раз она подчинилась и вскарабкалась на подоконник с проворством, говорившем о частой практике. Щелкнул выключатель, Грант последовал за ней и задернул за собой шторы.
Он очутился в уютной спальне, с покрывалом на постели и приглушенным светом настольной лампы.
— Кто ваша хозяйка?
Она назвала имя и прибавила, что служит здесь всего несколько месяцев.
— Откуда была ваша последняя рекомендация?
— Из поместья в Австралии.
— Герберт Готобед с вами в родстве?
— Это кто такой?
— Послушайте, вы лишь зря тратите время, мисс… Кстати, какое имя вы сейчас носите?
— Свое собственное, — ответила она сердито. — Роза Фрисон.
Грант передвинул лампу так, чтобы лучше разглядеть женщину. Он никогда раньше ее не видел.
— Герберт Готобед шел сегодня к вам, и вы его ожидали. Сейчас вы мне все о нем расскажете и тем избавите себя от серьезных неприятностей.
— Если хотите знать, я ждала Берта. Он молоко развозит. И не вижу ничего плохого в том, что я его ждала. За это не наказывают. Девушка тоже имеет право поразвлечься в таком глухом углу, как этот.
— Только и всего? — проговорил Грант, подходя ко встроенному шкафу. — Оставайтесь на месте, — добавил он.
В шкафу висела только женская одежда. Пожалуй, чересчур дорогая для экономки, однако не новая. Грант попросил ее выдвинуть ящики, и она с неохотой подчинилась. Там не было ничего необычного. Грант осведомился, где ее коробки с остальными вещами.
— Наверху, на чердаке.
— А что это за чемоданы под кроватью?
Она готова была наброситься на него с кулаками.
— Дайте-ка мне посмотреть их содержимое.
— Не имеете права! Предъявите ордер! Ничего не буду открывать!
— Зачем так протестовать, если у вас совесть чиста?
— Я потеряла ключи.
— А вот это уже подозрительно.
Она сняла ключ с цепочки, висевшей на шее, и выдвинула первый чемодан. Пока Грант наблюдал за ней, ему вдруг пришло в голову, что, пожалуй, в ней есть примесь южной крови. В движениях, волнистых волосах было что-то… Негритянское? Индейское? Тут он вспомнил о миссии на островах южного моря, которую возглавлял Герберт.
— Вы давно уехали с Островов? — как бы между прочим спросил он.
— Около… — начала она, но, спохватившись, быстро поправилась. — Не знаю, о чем вы.
Первый чемодан оказался пустым. Второй был набит доверху мужской одеждой.
— Любите переодеваться в мужское платье? — спросил Грант; его настроение, несмотря на распухшие ноги и гудящую голову, заметно улучшилось. — Или приторговываете старьем?
— Это вещи моего погибшего жениха. И попрошу вас воздержаться от неуместных шуток.
— У вашего возлюбленного было пальто?
— Да, но оно было все разорвано — оно было на нем, когда он погиб.
— Да? А как это случилось? — дружелюбно спросил Грант, перебирая одежду.
— Автокатастрофа.
— Вы меня разочаровали.
— Что?!
— Я думал, у вас больше воображения. Как его звали?
— Джон Старборд.
— Старборд значит «бортовой огонь»? Ну, такое имя исключает дорожное происшествие.
— Может, вы и знаете, про что говорите. Я ума не приложу.
— Не пальто ли вашего жениха хранилось в том чемодане, который теперь пуст?
— Нет, не оно.
Рука Гранта вдруг замерла, наткнувшись на что-то твердое. Он вытащил пачку паспортов. Их было четыре: один, английский, на имя Герберта Готобеда, другой, американский, на имя Александра Байрона Блэка, третий, выданный глухонемому испанскому гражданину Хосе Фернандесу, и четвертый — на гражданина Соединенных Штатов Вильяма Кейрнса Блэка с супругой. Но с фотографий всех четырех паспортов на него глядело одно и то же лицо — лицо Герберта Готобеда; как жена на снимках фигурировала Роза Фрисон.
— А ваш возлюбленный, видно, был коллекционер. Я всегда думал, что это очень дорогостоящее хобби. — Грант положил паспорта в карман.
— Вы не имеете права. Я закричу на весь дом. Скажу, что вы пытались меня изнасиловать. Смотрите!
Она распахнула халатик и стала рвать на себе ночную рубашку.
— Валяйте, кричите сколько вздумается. Вашей хозяйке наверняка будет любопытно взглянуть на эти паспорта. Между прочим, если у вас были какие-то идеи насчет этой престарелой дамы, советую вам их пересмотреть. А теперь пойду подберу свои туфли. Они остались где-то в саду. Хотя одному Богу известно, как я смогу в них снова влезть. И мой вам совет, миссис Кейрнс Блэк: не предпринимайте решительно ничего, пока я не дам о себе знать. Пока против вас у нас ничего нет, так что ведите себя таким образом, чтобы нам не пришлось заняться всерьез именно вами.
22
Грант умудрился влезть в башмаки (воспользовавшись приемом, к которому прибегал еще в детстве: когда больно — думай о чем-то другом), но, сделав несколько шагов, поспешно снял их снова и заковылял в сторону таверны так же, как и пришел, — в носках. Найти обратный путь в темноте было нелегко, но у Гранта была блестящая способность ориентироваться (в Ярде ходили слухи, что даже если ему завязать глаза и заставить несколько раз повернуться, он после этого все равно безошибочно определяет, где север), и общее направление он себе представлял. Он постоял немного возле дома на противоположной стороне улицы, выжидая, пока патрульный полисмен пройдет мимо. Это было лучше, чем спрашивать дорогу и давать пространные объяснения. И потом, какой уважающий себя офицер криминальной полиции пожелает объявиться перед уличными полицейскими с башмаками, болтающимися на шнурках вокруг шеи?
