Снова появилась та женщина, которую они видели на дороге.
Она все еще искала своего Перси. На этот раз ей удалось в суматохе прорваться
через полицейских, и она стала бегать вдоль дороги, высматривая Перси. Солдаты
насторожились, и было уже похоже, что мамаше Перси сейчас выпишут внеочередной
пропуск. Потом полицейские схватили ее и стали запихивать в машину. Маленький
мальчик с хот-догом в руке задумчиво наблюдал это зрелище.
Больше в Карибу ничего примечательного не случилось.
- А что после Олдтауна, Рэй? - спросил Макфрис.
- Я не дорожная карта, - ответил Гэррети сердито. -
По-моему, Бангор.
Потом Огаста. Потом Киттери и граница штата, в 330 милях
отсюда. Доволен? Кто-то ахнул:
- Три сотни миль?
- И еще тридцать, - мрачно добавил Гаркнесс. - Невозможно
представить.
- Это все невозможно представить, - сказал Макфрис. -
Интересно, где сейчас Майор?
- Укатил в Огасту, - предположил Олсон. - Греть жопу.
Все улыбнулись, а Гэррети подумал, что Майор для них прошел
эволюцию от Бога до Маммоны за какие-нибудь десять часов. Их осталось девяносто
пять. Но это еще не самое худшее. Хуже всего - представить, когда это случится
с Макфрисом. Или с Бейкером. Или с писателем Гарнессом. Он попытался отогнать
эти мысли.
За Карибу дорога стала пустынной. На перекрестках одиноко
горели фонари, в свете которых проходящие участники отбрасывали причудливые
черные тени. Где-то далеко пропыхтел поезд. Взошедшая луна пронизала туман
нежным опаловым мерцанием.
Гэррети отхлебнул воды.
- Предупреждение! Предупреждение 12-му! Это ваше, это ваше,
12-й!
Двенадцатым был парень в яркой ковбойке по фамилии Фентер.
Похоже, одна нога плохо его слушалась. Когда через десять минут
его застрелили, Гэррети едва обратил на это внимание. Он слишком устал. Когда
он обходил труп Фентера, в руке у того что-то блеснуло. Медальон Святого
Христофора. - Если я отсюда выберусь, - сказал Макфрис, - знаешь, что я сделаю?
- Что?
- Буду трахаться, пока член не посинеет. Никогда мне так не
хотелось, как сейчас, без четверти восемь первого мая.
- Ну ты даешь!
- Точно! Знаешь, Рэй, меня бы даже ты устроил, не будь ты
такой небритый.
Гэррети засмеялся.
- Чувствую себя принцем, - Макфрис потер свой шрам. - Мне бы
теперь Спящую Красавицу. Уж я бы так поцеловал ее, что сумел бы разбудить. А
потом мы с ней поехали бы на поиски приключений. Во всяком случае, до ближайшей
гостиницы.
- Пошли, - еле слышно поправил Олсон.
- Что?
- Пошли на поиски приключений.
- А-а. Ну пошли. В любом случае, это настоящая любовь. Ты
веришь в настоящую любовь, Хэнк?
- Я верю в хороший трах, - сказал Олсон, и Арт Бейкер
рассмеялся.
- А я верю в любовь, - сказал Гэррети и тут же пожалел.
Слишком наивно это прозвучало.
- Хочешь знать, почему я не верю? - Олсон улыбнулся
болезненной ухмылкой. - Спроси Зака. Или Фентера. Они знают.
- Мертвых никто не любит, - сказал из темноты откуда-то
взявшийся Пирсон. Он прихрамывал - еле заметно, но прихрамывал.
- Эдгар Аллан По любил, - возразил Бейкер. - Я делал
сообщение о нем в школе и вычитал, что он тяготел к некро...
- Некрофилии, - сказал Гэррети.
- Точно.
- А что это? - спросил Пирсон.
- Это значит, что ему хотелось спать с мертвой женщиной, -
ответил Бейкер.
- Слушайте, зачем мы об этом говорим? - возмутился Олсон. -
Спать с мертвецами! Дрянь какая!
- Ну почему же? - спросил чей-то низкий голос. Это был
Абрахам, номер 2, высокий парень, всю дорогу идущий какой-то разболтанной
походкой. -Я думаю, нам всем стоит поразмыслить о том, как обстоит дело с
сексом на том свете.
- Я выбираю Мэрилин Монро, - сказал Макфрис. - А ты можешь
взять себе Элеонору Рузвельт, Эйб.
Абрахам показал ему фигу. Впереди кому-то пролаяли
предупреждение.
- Вы все спятили тут, - медленно выговорил Олсон. - Все.
- Лекция о любви, - сказал Макфрис. - Читает знаменитый
философ и легкоатлет Генри Олсон, автор "Что есть женщина без дырки"
и других трудов о...
- Стой! - голос Олсона звенел, как разбитое стекло. -
Подожди одну секунду! Это ведь все ерунда! Ничто! Разве ты не понимаешь?
Никто не ответил. Гэррети посмотрел вперед, где бурые холмы
соединялись с усыпанной звездами чернотой неба. Ему вдруг показалось, что левую
ногу начинает сводить судорога. "Мне хочется сесть, - подумал он. -О
Господи, мне хочется сесть".
- Дерьмо эта ваша любовь! - не унимался Олсон. - В мире есть
всего три настоящих вещи: хороший трах, хорошая жрачка и хорошая выпивка! И
все!
Когда вы ляжете тут, как Фентер и Зак...
- Заткнись, - сказал чей-то скучный голос, и Гэррети знал, что
это был Стеббинс. Но когда он повернулся, Стеббинс все так же молча глядел
вниз. Вверху пролетел самолет, достаточно низко, чтобы можно было разглядеть
его желто-зеленые бортовые огни. Бейкер снова что-то засвистел. Гэррети закрыл
глаза и попытался отключиться.
Мысли его лениво переползали с одного на другое. Он
вспомнил, как мать в детстве пела ему ирландскую колыбельную... Что-то о рыбках
и ракушках.
Вспомнил ее большое прекрасное лицо, как у актрисы на
экране, и как ему хотелось любить ее всегда-всегда а когда вырастет - жениться
на ней. Потом перед ним встало добродушное польское лицо Джен, ее каштановые
волосы, спускающиеся до талии. Он вспомнил ее в купальнике на пляже Рейдбич,
куда они ездили вдвоем.
Потом лицо Джен превратилось в лицо Джимми Оуэнса, мальчишки
из соседнего квартала. Им было по пять лет, и они играли в песочнице за домом
Джимми и показывали друг другу член. Мать Джимми застукала их и пожаловалась
его матери, и его мать пригрозила выставить его на улицу голым.
Это было очень стыдно, и он плакал и умолял ее не выгонять
его голым на улицу.
И не говорить отцу.
Потом он вспомнил себя в семь лет - как они с Джимми Оуэнсом
заглядывали через окно в офис фабрики Бэрра, где висел календарь с голыми
женщинами. Особенно долго они разглядывали одну блондинку с синей тряпицей на
бедрах, чувствуя непонятное, но сладкое возбуждение. Они спорили, что у нее под
тряпицей, и Джимми сказал, что он видел это у своей матери - там волосы и как
будто разрезано. Он не поверил, настолько это было отвратительно.
