Хорошая работа. Гробовщику найдется дело даже в кризис. Мой
дядя был гробовщиком и много чего мне порассказал. Он говорил: "Люди
думают, что им все равно, но это не так. Сначала они толкуют про простой
сосновый ящик, а в конце концов покупают самый роскошный. Некоторые даже
указывают в завещании номер модели".
- А зачем? - спросил Гэррети.
- У нас большая влажность, поэтому многие хотят, чтобы их
хоронили над землей, в мавзолее. Но наверху крысы. Жирные луизианские крысы,
которые разгрызают сосновый гроб, как орех.
Ветер рвал их одежду невидимыми пальцами. Гэррети хотелось,
чтобы пошел дождь и отвлек их от этого дурацкого разговора.
- Да ну к черту, - сказал он. - Платить полторы тысячи за
то, чтобы тебя после смерти не ели крысы!
- Не знаю, - глаза у Бейкера были полузакрыты. - Понимаешь,
они едят мягкие части. Так и вижу, как они прогрызают дырку в моем гробу -
шире, шире, - наконец влезают и сразу проглатывают мои глаза, как вишни. И
тогда я становлюсь частью этих крыс. Разве не так?
- Не знаю, - выдавил из себя Гэррети.
- Нет уж, спасибо. Я хочу гроб, обшитый свинцом.
- Скоро он может тебе понадобиться.
- Это точно, - без улыбки согласился Бейкер.
Молния сверкнула снова, оставив в воздухе запах озона. Через
мгновение с неба что-то посыпалось.
Это был град. В пять секунд землю засыпали градины размером
с мелкую гальку. Некоторые вскрикнули от неожиданности, а Гэррети закрыл глаза
рукой. Йенсен в панике пустился бежать, упал и остался лежать. Солдаты на
вездеходе для верности выпалили раз десять в полускрытое завесой града тело.
Прощай, Йенсен. Извини.
За градом пошел дождь, перемежающийся раскатами грома. С
холма, на который они взбирались, текли потоки воды.
- Черт! - крикнул Паркер, едва не наткнувшись на Гэррети. Он
был похож на мокрую крысу. - Гэррети, это, без сомнения...
- Знаю-знаю - самый поганый из всех штатов. Накрой лучше
чем-нибудь голову.
- Нечем, - Паркер сокрушенно пожал плечами и отошел,
заливаемый дождем.
- Как тебе? - прокричал Гэррети Макфрису. Макфрис махнул
рукой:
- Все к худшему. Теперь хочется, чтобы вышло солнце.
- Скоро выйдет, - успокоил Гэррети, но он ошибся. В четыре
часа дождь все еще шел.
Глава 10
"Знаете, почему меня зовут Граф? Потому, что я
занимаюсь графикой! Ха-ха-ха!"
Граф из "Сезам-стрит"
Когда они встретили второй вечер на дороге, заката не было.
К половине пятого дождь превратился в противную морось, которая поливала почти
до восьми. Потом все стихло, и в просветах туч показались яркие, холодно
мерцающие звезды.
Гэррети плотнее закутался в промокшую одежду. Дневная жара
казалась теперь благодатью. Он надеялся, что немного теплее станет от людей,
которые все в большем количестве толпились вдоль дороги. Они жались друг к
другу, чтобы согреться, и терпеливо ждали - должно быть, чьей-нибудь смерти. Им
не очень повезло. После Йенсена выбыло только двое участников, оба просто упали
в обморок. Теперь их осталась ровно половина.
Гэррети шел один. От холода ему не хотелось спать. Он сжал
губы, чтобы они не дрожали. Олсон еще был здесь; кое-кто даже заключал пари,
что он был пятидесятым, но эта честь досталась не ему, а некоему Роджеру Фенуму
с несчастливым номером 13. Гэррети уже казалось, что Олсон будет идти вечно
если только не умрет от голода. Если он выиграет, в этом можно усмотреть высшую
справедливость. Он представил заголовки в газетах: "Длинный путь выиграл
мертвец".
Ноги у Гэррети онемели. Настоящая боль поселилась теперь не
в ступнях, а в икрах, которые тупо ныли при каждом шаге. Иногда ноги
пронизывала острая, как укол ножа, боль. Это заставило его вспомнить сказку,
которую ему в детстве читала мать - о русалочке, которой дали ноги вместо
хвоста, но каждый шаг по земле давался ей с такой болью, будто она шла по
ножам. - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
- Слышу, - сквозь зубы проговорил Гэррети и прибавил шагу.
Лес поредел. Север штата остался позади. Они прошли через
два тихих провинциальных городка, мимо тротуаров, заполненных людьми,
молчаливыми тенями в свете фонарей. Никто особо не веселился и не кричал,
видимо, из-за дождя.
Гэррети опять сбавил скорость и лишь с большим трудом
заставил себя идти быстрее. Впереди Баркович сказал что-то и разразился своим
неприятным смехом.
- Заткнись, убийца, - как всегда, ответил ему Макфрис.
Баркович послал его к черту и замолчал.
Гэррети заметно отстал и опять оказался рядом со Стеббинсом.
Чем-то Стеббинс поражал его, но ему не хотелось думать об этом. Сейчас было не
время думать о таких вещах.
Впереди в темноте засветилась громадная арка из разноцветных
лампочек.
Грянул марш, следом хор приветствий. Что-то закружилось в
воздухе, и Гэррети сперва подумал, что это снег. Но это было конфетти. Они
перешли на новую дорогу, и указатель известил, что до Олдтауна осталось только
шестнадцать миль. Гэррети почувствовал волнение, почти гордость.
За Олдтауном он знал дорогу, как свои пять пальцев. - Ты,
кажется, из этих мест?
Гэррети подпрыгнул. Стеббинс как будто читал его мысли.
- Не совсем. Я в жизни не был к северу от Гринбуша, - они
миновали оркестр, трубы и кларнеты которого тускло отсвечивали в темноте.
- Но мы будем проходить через твой город?
- Рядом с ним.
Стеббинс хмыкнул. Гэррети взглянул на его ноги и с
удивлением увидел, что Стеббинс сменил теннисные туфли на пару мягких мокасин.
Туфли он сунул за пазуху, под рубашку.
- Я берегу туфли, - пояснил Стеббинс, - на всякий случай.
Но, думаю, они мне не понадобятся.
- А-а.
Они прошли радиовышку, скелетом стоящую в голом поле. На ее
верхушке мерно, как сердце, пульсировал красный огонек.
- Думаешь увидеть любимых людей?
- Думаю, - ответил Гэррети.
- А потом?
- Что потом? Пойду дальше. Если вы все к тому времени не
выйдете из игры.
- Не думаю, - Стеббинс улыбнулся. - А ты уверен, что не
выйдешь из игры раньше?
