Лизочка покорно потащилась к нему, спотыкаясь и тихонечко
хныча. Среди женской части археологов послышалось тихое всхлипыванье.
«Плохо, когда у человека нет ничего, кроме дуры в руке и
желания покуражиться на всю катушку, – подумал Мазур. – Сразу видно,
что ни малейшего опыта обращения с пленными или заложниками у дурня нет. Так и
оставил стоять всей толпой с поднятыми руками, не рассортировал по половому
признаку, не связал, не обыскал... Видимо, все дело в том, что он давненько не
получал сдачи. Пора учить жизни обормота...»
Он прикинул кое-какие возможные траектории, перемещения,
маневры... Получалось вовсе даже не безнадежно.
Глава 3
Енота поймать нелегко, нелегко...
Ничего выдающегося не произошло – Мазур попросту шагнул
вперед, спокойно, с ленивым видом, чтобы не спровоцировать резким движением
автоматную очередь в упор или заряд от кого-то из обормотов с ружьями.
Автоматное дуло, разумеется, дернулось в его сторону, но скорее уж с легким
удивлением, если можно так выразиться. Мазур шел вперед небрежно, неспешно. Он
уже составил себе некоторое представление об этом типе, взявшемся разыгрывать
этакого монгольского полководца – и видел, что дурной истеричности в нем
нет. Зато позерства хоть отбавляй, а это позволяет кое-что просчитывать...
– Эй! Стоять!
Мазур остановился, тщательно рассчитав дистанцию – она не
годилась для броска, но все же была чертовски близка к необходимой. Взял за
плечи остолбеневшую Лизавету, легонько переставил ее в сторону – она так и
осталась на том месте – вполне доброжелательно улыбнулся атаману и с ходу
спросил:
– А как насчет приличного выкупа и последующего мирного
расставания, господин потомок Чингисхана?
– В смысле? – настороженно осведомился сагаец.
– Я тебе скажу откровенно, старик, – начал Мазур
ленивым, внушительным тоном. – Мне вся эта кутерьма с пальбой и публичным
траханьем моих сотрудников абсолютно ни к чему. Да и тебе, я думаю, приятнее
было бы золотишком в кармане позванивать, чем комедию ломать...
Как бы там ни обстояло с азиатской загадочной
непроницаемостью, Мазур явственно видел вспыхнувший в раскосых глазах деловой
интерес. Он бил наверняка. Он кое-что читал об археологии и археологах. Сплошь
и рядом – и не только в России, отнюдь – местное население твердо уверено,
что интерес археологов к битым горшкам и ржавым гвоздям насквозь показной, а на
самом деле они, хитрюги, прочитали в своих пыльных летописях о бесценном
золотом кладе, каковой и выкапывают целеустремленно, маскируя подлинные цели
болтовней о научном значении позеленевших бронзовых бляшек и просверленных
раковинок. Ни во что люди не верят так яростно и убежденно, как в то, что их
ближние скрывают от них золотишко...
– Ну, и как тебя понимать? – спросил атаман,
сделав своим встрепенувшимся орлам знак оставаться на месте, что, безусловно,
было добрым признаком.
– В самом прямом смысле, – сказал Мазур. – Ты
тут что-то говорил насчет дани? Идея, в принципе, толковая. Я только, уж
извини, не склонен отдавать тебе в с е. Это не бизнес, милый... а вот если ты
будешь умным, то у нас может получиться долгий и очень даже взаимовыгодный
бизнес... Как насчет д о л и? В обмен на долгое сотрудничество?
Физиономия атамана приобрела весьма примечательное выражение
– он хотел в е р и т ь и опасался подвоха... Клюнул клиент, почти весело
констатировал Мазур, повело клиента...
– Ты о чем? – спросил сагаец настороженно.
– О золоте, братишка, о золоте, – сказал
Мазур. – Ты себе не задавал вопрос, что среди этих милых советских
интеллигентов делают такие ребятки, как мы, на такой вот машинке? – Он
кивнул в сторону черного «крузера», изрядно запылившегося на проселочных
стежках, но выглядевшего по-прежнему авантажно. – Это все, понимаешь ли,
мои люди. Они на меня работают. Твой человек выволок из палатки бедолагу
профессора, – он кивнул в сторону Буряковского, благополучно дрыхнувшего
под открытым небом, – но не догадался пошарить там как следует...
Эй! – Он поднял ладонь, останавливая субъекта с ружьем, на автопилоте
ринувшегося к палатке. – Чего ты дергаешься, пока я с твоим главным
говорю... Так вот, то, что в палатке лежит – лишь небольшая часть того, что
осталось в земле. Поэтому нам лучше бы договориться...
Атаман усмехнулся:
– А может, проще тебе пятки в костер сунуть? Чтобы сам
все выдал, без всяких договоров...
– Братишка, ты, по-моему, человек умный, – сказал
Мазур спокойно. – Пятки в костре – это, конечно, убедительно... только где
у тебя при этом раскладе гарантии, что я тебя не обману? Что настоящее место
покажу? И потом, меня ж искать будут, серьезные люди, рано или поздно у тебя
неприятности начнутся... Может быть, и в самом деле проще договориться? Тебе –
разумную долю, а нам – легальную прописку на твоей территории...
Больше всего он боялся, что ученая дама завопит сейчас от
большого ума что-нибудь вроде: «Да что вы такое несете, товарищ?» – и этим,
конечно, не совершит ничего непоправимого, но ситуация обострится и
осложнится...
Нет, обошлось. Бедные гробокопатели настолько сомлели от
страха, что вмешиваться не собирались...
– Ну, подумать надо... – сказал в конце концов
атаман. – Вообще-то, я еще не видел ни крупицы золотишка...
– Ну вот и посмотри, – сказал Мазур самым
естественным тоном. Запустив два пальца в нагрудный карман куртки жестом,
который никак нельзя посчитать попыткой коварно выхватить оружие, шагнул
вперед. Шаг, еще шаг... Атаман заинтересованно уставился на его показавшуюся из
кармана руку...
В заученном прыжке Мазур ушел вправо, с линии огня, левой
ногой подбил атамана под коленный сгиб, завалил на себя: прикрываясь его телом,
отключив попутно одним жестоким ударом, выхватил автомат. Короткой очередью,
все еще прикрываясь оседавшим телом, срезал типа с ружьем, прыгнул влево, в
полете давя на спуск...
Он упал у м е л о, перекатился, вскочил на ноги. Второй с
ружьем, настигнутый столь же короткой очередью, уже вытягивался на земле.
Оставался третий, с карабином, оставленный на десерт по причине полной его
боевой безвредности. Мазур вскочил, несколько секунд помедлил, давая тому
возможность аж несколько раз надавить на спуск. И лишь потом, когда тот
сообразил, что к чему, дернул затвор, аккуратно скосил его недлинной очередью в
три патрона.
Перевел дыхание. Все, с кем он в темпе п о р а б о т а л,
лежали неподвижно, трое жмуриков и один живой – а прочие так и стояли,
изображая финальную сцену бессмертной пьесы «Ревизор». Следовало ковать железо,
пока горячо, пока не начались сопли, вопли и интеллигентские дискуссии о
природе вещей и явлений.
– Внимание! – громко сказал Мазур, держа автомат в
опущенной руке. – Здесь нам больше делать нечего. Черт их знает, сколько
их еще поблизости... Слушай мою команду: на сборы – ровно десять минут. Все
пожитки – навалом в грузовик. Сами – туда же. Я сказал – десять минут! Кто
замешкается, здесь и останется. – И он рявкнул так, что любой
старорежимный старшина сверхсрочник удавился бы от зависти: – Я кому сказал,
мать вашу? Выполнять! Шмотье в машину, десять минут на сборы!
