– Поищем. В какой области спец? Картины, археология,
ювелирка?
– Сам не знаю пока, – уклончиво ответил
Мазур. – Мне бы с ним побеседовать сначала, а там и определим точно
область... Знаешь, как это бывает? Крутятся в голове смутные версии, но никак
не хотят в картинку сложиться... И не кривлю я душой, я просто не хочу
скороспелыми мыслишками делиться. Слушай, а что это ты оглядываешься? Такое
впечатление, что за тобой хвосты топают.
– Да брось ты, – поморщился Михась. –
Выдумаешь...
– Впечатление такое.
– Впечатление... У меня вот впечатление, что ты упорно
не договариваешь чего-то важного. А ведь, прости за хамство, я тебя частным
порядком прикрываю, как могу...
– Спасибо.
– Кушайте на здоровье, – фыркнул Михась. –
Тебя где высадить?
– А назад вернись, если не трудно, на то же место.
* * *
...Отпирая свою «Волгу», он уже нисколечко не сомневался:
что-то важное осталось недосказанным и с д р у г о й
стороны. Михась, как и Мазур, знал гораздо больше, чем сказал – но вот мотивы
окутаны туманом. Одно ясно: есть канал, есть, не врет Лара нисколечко.
У старого знакомого, едва он услышал о «черных копателях», глазки
загорелись и ноздри т р е п е т н у л и, как у ищейки. Впрочем, на то он и
контрразведка. А в данном вопросе контрразведка научена богатым опытом: там,
где через границу контрабандисты проложили канальчик, рано или поздно замаячат
за камушком или кустиком уши сопредельной спецслужбы. Интересно, это в е
р с и я? А почему бы и нет? Если поверить, что наш некто пришел извне...
Он аккуратно притер машину в промежуток меж двумя старыми
толстыми тополями. Вылез и взбежал по ступенькам магазина «Радость», заранее
изображая на лице игривую беззаботность.
В зале с картинами было пусто. Из соседней комнаты тут же
показалась белокурая валькирия Танечка, ослепительно улыбнулась ему, как
знакомому. Точнее, как клиенту, которому ничего не стоит извлечь из кармана
восемьсот баксов в уплату за древний чугун... Выгодно выступать в такой роли,
ничего не скажешь.
– А вы все расцветаете, Татьяна, милая Татьяна? –
сказал Мазур игриво, поигрывая ключами от машины с непринужденностью
заправского буржуя. – Знаете, я не хочу показаться неоригинальным и
пошлым, вы наверняка выслушиваете такое по сто раз на дню, но все же... Как вы
посмотрите, если я вас приглашу в какое-нибудь респектабельное местечко?
Клянусь фамильным безменом, у меня нет низменных намерений – всего-то хорошее
вино и пара медленных танцев... И, как предел эротических фантазий – пожатие
ручки у вашего подъезда...
Она вырвала руку из пальцев Мазура – как ему показалось,
даже с некоторой брезгливостью, на миг погасила профессиональную улыбку. Что-то
напрочь непонятное ему
п р о с к в о з и л о в этот
миг.
И тут же улетучилось, перед ним вновь стояла милая девочка,
заученно улыбавшаяся выгодному клиенту респектабельного магазина:
– Извините, неосуществимо...
– Ну что вы, я понимаю, – сказал Мазур с самой
обаятельной из своих улыбок. – Где уж нам, дряхлым денежным мешкам,
состязаться с белозубой молодежью... А не подскажете ли, Семен Климентьевич на
рабочем месте имеется?
Танечка легонько вздохнула:
– Да нет, собственно...
– Понятно, – сказал Мазур с опытностью
завсегдатая. – Нет молодца сильнее винца, а? Он здесь вообще-то? (Танечкин
взгляд машинально е р з н у л на миг в сторону
служебных помещений.) Может, мне его поднять удастся? Дело очень уж срочное и
выгодное.
– Ох, сомневаюсь, – сказала она задумчиво.
– Но я попробую, можно?
– Не знаю даже...
На счастье Мазура, в зал энергично ворвалась странноватая
девица в красных шортах, желтой маечке и с бритой налысо головой, с натугой
волочившая прямоугольный предмет, небрежно завернутый в грубую оберточную
бумагу. Предмет походил на картину, а сама девица, соответственно – на
эксцентричную мастерицу кисти и резца. Она завопила с порога:
– Танюша, солнышко, дай аванс, клапана ж горят!
Почувствовав, что сейчас валькирии, безусловно, не до него,
Мазур проворно прошмыгнул в комнату, где размещалась в стеклянном шкафу
«частная коллекция». На знакомом столике снова красовались пустые бутылки в
компании немудреной российской закуски, но не было ни единой живой души. Как
человек, уже знакомый с этим заведением, храмом то ли изящных искусств, то ли
пошлой торговли, то ли всего вместе, Мазур вышел в другую дверь. Следовало, не
откладывая, проверить кое-какие свои предположения, пусть и казавшиеся насквозь
безумными. Есть испытанные народные методы приведения в чувство забулдыг, даже
весьма неподъемных. А разбуженный человек, пребывающий в глубоком похмелье,
пуглив и податлив, что доказано многолетней практикой, из него веревки вить
можно при некотором опыте...
Мазур бесцеремонно распахнул дверь крохотной комнатки в
самом дальнем углу. Тяжелый воздух был настолько пропитан парами алкоголя и
табачищем, что его вполне можно было кроить на пласты водолазным ножом. Босыми
подошвами к двери на коротком диванчике возлежал бесчувственный господин
Задуреев, Семен Климентьевич, свесив правую руку, где стояла полупустая
литровая бутылка огненной воды и валялась пачка сигарет.
Бесшумно проскользнув внутрь, Мазур взял экс-художничка за
щуплое плечо. Приготовился тряхнуть как следует...
Медленно разжал пальцы. Присмотрелся. Нагнувшись, прижал
ладонь к шее, нащупывая артерию – и, прежде чем определил, что пульса нет,
вновь ощутил ту же стылую
к о ч е н е л о с т ь.
Без усилий, перевернул тело на спину. Голова мотнулась
нелепо, безвольно, жутко, как чайник на веревочке.
«Ай-яй-яй», – холодно подумал Мазур.
На трупе была полосатая рубашка, бежевые полосочки узкие, а
белые, наоборот, раза в три шире. И на такой вот белой полосе, прямо напротив
сердца, торчала из груди обмотанная синей прозаической изолентой круглая
рукоятка чего-то наподобие заточки. Крови не наблюдалось. Всажена, такое
впечатление, опытной рукой. Судя по состоянию тела, э т о стряслось не менее
часа назад...
Вмиг уложив тело в прежнем положении, Мазур шарахнулся к
двери, словно за ним гнались черти со всего света. Однако никто не ворвался в
пропахшую водкой и табаком комнатушку, никто не хватал его за руки, не махал
под носом наручниками – следовательно, это не было ловушкой, поставленной
персонально на него. Это просто л и к в и д а ц и я, судя по первым
впечатлениям, исполненная не без изящества. Пока что, по крайней мере, никто не
всполошился, не заметил вовсе...
Вернувшись в комнату с «частной коллекцией», он закурил и
плюхнулся в кресло. Безнадежности не ощущалось, но в голове царил сумбур. Быть
может, наш н е к т о решил таким образом оборвать некую ниточку – а может, все
гораздо незамысловатее, и кто-то из постоянных собутыльников, сводя неведомые
счеты или в приливе белой горячки... В данную минуту, сугубо частным порядком
бесполезно и пробовать докопаться до истины...
