Наверное, теперь мне не надо спрашивать бабушку, что такое
старость, подумала Триша, присев, чтобы попи́сать. Наверное, теперь я сама
все знаю.
Возвращаясь к вороху веток, под которыми она спала (как
бурундук в норке, с усмешкой подумала она), Триша заметила, что одна из горок
нанесенных ветром сосновых иголок разворошена. Иголки валялись вокруг, а в
одном месте горку сровняли до самой земли. Так может, глубокой ночью она и не
обезумела? Или обезумела не до конца? Потому что уже после того, как она вновь
заснула, кто-то к ней подходил. Постоял рядом, а может, и посидел, наблюдая,
как она спит, гадая, съесть ли ее прямо сейчас или нет. И решил подождать еще
день-другой, чтобы она окончательно дозрела, стала сладкой, как ягоды митчеллы.
Триша повернулась на триста шестьдесят градусов, на том
самом месте, где точно так же поворачивалась несколько часов назад. Замерла,
нервно кашлянула в кулак. Кашель отозвался болью в груди. Боль эта Тришу не
испугала, скорее порадовала. Она была теплой, эта боль, тогда как все ее тело
закоченело.
– Его нет, Том, – сказала она. – Кто бы он ни был, он опять
ушел. Во всяком случае, на какое-то время.
Да, ответил Том, но он вернется. И рано или поздно тебе
придется иметь с ним дело.
– Дневную норму несчастий мы уже выбрали, – процитировала
Триша бабушку Макфарленд. Она не очень-то понимала, что это должно означать, но
думала, что теперь понимает ее слова лучше, чем раньше, и они имели самое
прямое отношение к ее нынешнему положению.
Триша села на ворох ветвей, съела три горсти ягод с
орешками. Ягоды показались ей не такими вкусными, как днем раньше, – они
заметно подсохли, и Триша догадалась, что к ленчу вкус их наверняка не
улучшится. Однако она заставила себя съесть все три горсти, а потом направилась
к ручью, чтобы попить воды. Увидела еще одну маленькую форель, размером не
больше корюшки или сардинки, и внезапно у нее появилось желание поймать ее.
Руки и ноги слушались ее уже куда лучше, чем ранним утром, и, по мере того, как
солнце прогревало воздух, настроение у Триши начало улучшаться. В ней вновь
затеплилась надежда. Она даже подумала о том, что удаче пора повернуться к ней
лицом. Да и кашель вроде бы прошел.
Триша вернулась к «кровати», вытащила из-под веток пончо,
расстелила его на одном из каменных выступов. Поискала камень с заостренным
краем, нашла его неподалеку от того места, где ручей перекатывался через обрыв
и сбегал в долину. Сам склон был таким же крутым, как и тот, на котором
свалилась Триша в первый день своего блуждания по лесам, но она решила, что
спускаться по нему будет легче: много деревьев, о которые можно опереться.
С камнем в руке Триша подошла к пончо (оно накрывало
каменный выступ, как скатерть), отрезала капюшон. Девочка сомневалась, что ей
удастся поймать форель капюшоном, но попытка – не пытка, а спускаться вниз по
склону пока не хотелось. Отрезая капюшон, она напевала песенку «То Да Бойз»,
которая постоянно вертелась в голове, потом переключилась на песню «М-М-М-Бо»
группы «Хэнсон», потом на «Пригласи меня на игру». При этом, даже между
куплетами, она то и дело повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разобьется
лобовое стекло?»
Холодный ночной ветер разогнал мошкару, но воздух прогрелся,
и обычная туча кровососов зависла вокруг головы Триши. Она их не замечала, лишь
изредка отмахивалась, когда наиболее нахальные лезли в глаза.
Отрезав капюшон, Триша покрутила его в руках, оценивающе
осмотрела со всех сторон. Любопытно. Безусловно, не самое лучшее орудие лова,
но любопытно. Хочется узнать, что из всего этого выйдет.
– Так куда ты позвонишь, крошка, куда ты позвонишь, если у
тебя разобьется это чертово лобовое стекло, – промурлыкала Триша и направилась
к ручью. Выбрала два камня, рядком торчащие из воды, встала на них. Уставилась
в поток, бегущий у нее под ногами. Дно выстилала галька, поэтому вода была
чистая, незамутненная илом. Рыбок Триша не увидела, но ее это не смутило. Она
знала главную заповедь рыбака: наберись терпения. «Крепче обними меня… чтоб я
почувствовал тебя», – пропела Триша, рассмеялась. Ну и дурацкое она нашла себе
занятие! Крепко держа капюшон за обрезанный край, она наклонилась и опустила
самодельный невод в ручей.
Поток потащил капюшон за собой, но не сложил его, то есть
Триша все рассчитала правильно. Беда пришла с другой стороны: очень уж в
неудобной она стояла позе: спина согнута, попка задрана к небу, голова на
уровне талии. Долго в такой позе она простоять не могла, а если бы попыталась
опуститься на корточки, ослабевшие, дрожащие ноги подвели бы ее и она
плюхнулась бы задницей в ручей. Купание в ледяной воде не пошло бы ей на
пользу: она бы еще сильнее раскашлялась.
Когда в висках начала стучать кровь, Триша пошла на
компромисс: чуть согнула ноги в коленях и приподняла голову. Тем самым взгляд
ее сместился вверх по течению, и она увидела три серебристые полоски (рыбки,
кто же еще это мог быть), быстро приближающиеся к ней. Если бы у нее было время
на раздумье, Триша почти наверняка поддернула бы капюшон и не поймала бы ни
одной. Но так уж получилось, что лишь одна мысль успела промелькнуть в ее
голове (прямо-таки подводные падающие звезды), прежде чем серебристые полоски
уже оказались между камнями, на которых она стояла. Одна из них обогнула
капюшон, две просто вплыли в него.
– Ур-р-ра! – завопила Триша.
Трепеща от радости, наклонилась ниже, чуть не свалившись в
ручей, потащила вверх наполненный водой капюшон. Вода полилась через края,
Триша шагнула на берег, из капюшона выплеснулась очередная порция воды, вымочив
левую штанину. Вместе с ней выскочила и одна рыбка, перевернулась в воздухе,
блеснув чешуей, ударилась об воду и уплыла.
– ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! – выкрикнула Триша, рассмеялась. Отошла
подальше от ручья, неся капюшон на вытянутых руках. Смех перешел в кашель, но
Триша не остановилась, пока не добралась до ровного места.
Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит в
нем ничего, кроме воды: она упустила и вторую рыбку, по-другому и быть не
может, девочкам не под силу поймать форель, даже молодую и глупую, тем более в
капюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но форель
плавала в капюшоне, словно моллинезия в аквариуме.
– Господи, так что же мне теперь делать? – спросила Триша.
Спросила совершенно искренне, потому что действительно не знала.
Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множество
мультфильмов, в которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую Кукушку
[26]
, и у него
на глазах она становится главным блюдом праздничного обеда на День
благодарения. Она всегда смеялась, Пит смеялся, даже мамик смеялась, если в этот
момент подходила к телевизору. А теперь Триша не смеялась. Ягоды и орешки
размером с семечки подсолнуха – это хорошо, но недостаточно. Они не насыщали,
даже если есть их вместе. Поэтому на форель, плавающую в синем пластиковом
капюшоне, тело Триши отреагировало совсем не так, как на орешки и ягоды. Что
послужило толчком, откуда пошла реакция, Триша сказать не могла, но внезапно
все ее тело зашлось беззвучным криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик этот не имел
никакого отношения к ее разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькая
форель, но, что бы ни видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящий
обед.
