На полпути через поляну, которая ничем не отличалась от
дюжины других, которые она миновала раньше, Триша закашлялась. Кашель вызвал
резкую боль глубоко в груди, словно там за что-то зацепили крюком и потащили
его наверх. Триша согнулась пополам, оперлась рукой о подвернувшийся пенек и
кашляла, пока на глазах не выступили слезы. Когда приступ кашля прошел, она не
стала разгибаться, дожидаясь, пока сердце замедлит свой безумный бег, и большие
черные мухи, что мельтешили перед глазами, улетят восвояси. Хорошо хоть ей
удалось опереться о пенек. Иначе она точно свалилась бы на землю.
Взгляд Триши упал на пенек, и все мысли, которые теснились в
голове, как ветром сдуло. А первой вернулась вот такая: я вижу не то, что на
самом деле у меня перед глазами. Это опять фантазия, еще одна галлюцинация. Она
закрыла глаза, сосчитала до двадцати. А когда открыла их, черные мухи исчезли.
И пенек оказался не пеньком, а столбиком. Из которого торчал ржавый рым-болт.
Триша обхватила его пальцами, покачала. Разжала пальцы,
посмотрела на крупицы ржавчины, оставшиеся на коже. Вновь схватила и покачала.
Ощущение deja vu охватило ее. Вроде бы она уже стояла на этой поляне, но не
одна, а с Томом Гордоном. И он…
– Тебе это приснилось, – сказал Том. Он стоял в пятидесяти
футах от нее, сложив руки на груди, привалившись спиной к клену, в серой
выездной униформе. – Тебе приснилось, что мы пришли в это место.
– Приснилось?
– Конечно, разве ты не помнишь? В день, свободный от игр. Ты
тогда еще слушала Уолта.
– Уолта?.. – Вроде бы имя знакомое, только Триша не могла
взять в толк, где она могла его слышать.
– Уолта из Фремингхэма. Того болвана с мобильным телефоном.
Триша начала вспоминать:
– В ту ночь еще падали звезды.
Том кивнул.
Триша медленно обошла вокруг столба, не отрывая руки от
рым-болта. Внимательно пригляделась к поляне и поняла, что это совсем и не
поляна.
Слишком много травы – высокой, зеленой травы, какая растет
на полях и пастбищах. Это же пастбище, вернее, когда-то давно тут было
пастбище. Если убрать выросшие здесь березы и кусты, станет ясно, что это
пастбище. А пастбища – плод человеческих трудов. И только люди могут врывать в
землю столбы с ввернутыми в них рым-болтами.
Триша опустилась на одно колено, осторожно, чтобы не
занозить руки, провела ладонями по столбу. Нащупала две дыры. Порылась в земле
у основания столба, нашла что-то твердое. Вытащила: старая ржавая петля.
Подняла повыше, к солнцу. Тоненький лучик проник в отверстие под шуруп и
крошечным зайчиком запрыгал по щеке девочки.
– Том, – выдохнула Триша. Повернулась к клену, привалившись
к которому он стоял, сложив руки на груди, полагая, что он давно ушел. Нет,
стоял на прежнем месте, только уже не улыбался, хотя Трише показалось, что
глаза его смотрели с хитринкой. – Том, посмотри! – И она протянула к нему
петлю.
– Тут были ворота, – ответил Том.
– Ворота! – радостно повторила Триша. – Ворота! – Другими
словами, что-то сделанное людьми. Людьми из чудесного мира уличных фонарей,
электрических бытовых приборов и средств для уничтожения насекомых.
– Ты понимаешь, это твой последний шанс.
– Что? – Ей стало не по себе.
– Заключительные иннинги, Триша. Когда нет права на ошибку.
– Том…
Около клена никого. Том ушел. Впрочем, она и не видела, как
он уходил, потому что Тома здесь и не было. Он существовал только в ее
воображении.
В чем секрет удержания победного счета? Она задавала ему
такой вопрос, только не помнила, когда именно.
Главное – показать сопернику, что лучший на поле – ты. Вроде
бы так ответил ей Том Гордон, а может, она прочитала эту фразу в газетной
статье или услышала на послематчевом интервью, которое смотрела вместе с отцом.
Он обнимал ее за плечи, она сидела привалившись к нему. И лучше всего – первым
же броском.
Твой последний шанс. Заключительные иннинги. Когда нет права
на ошибку.
Как я могу знать, что не допускаю ошибки, если я понятия не
имею, что мне делать?
Ответа на свой вопрос Триша не получила, поэтому вновь
обошла вокруг столба, держась рукой за рым-болт, медленно, грациозно, словно
исполняя какой-то древний ритуал. Деревья, окружающие пастбище, закружились,
словно она мчалась на карусели в Ревер-Бич или Олд-Очард. Они ничем не
отличались от других деревьев, мимо и под которыми она шла уже много дней. Так
куда же ей теперь идти? Где оно, правильное направление? Это столб от ворот, а
не указательный столб.
– Столб от ворот, не указательный столб, – прошептала Триша.
– Откуда мне знать, куда надо идти, если это столб от ворот, а не указательный
столб? Каким образом городская девочка…
Тут ее осенило, и она опять упала на колени. Ударилась
голенью об камень, поцарапала до крови, но даже не поморщилась. Может, это
все-таки указательный столб. Может, все-таки указательный.
Потому что это столб от ворот.
Триша вновь нашла дырки, те самые, из которых вывалились
винты. Винты, которыми крепилась к столбу петля. Переместилась вокруг столба
так, чтобы оказаться спиной к дыркам, и на коленях, очень медленно, двинулась
вперед, по прямой линии. Выставляла сначала одно колено… потом второе… потом
снова первое…
– Ой! – вскрикнула Триша и вскинула руку вверх. На этот раз
травма была серьезнее, чем ушибленная голень. Девочка посмотрела на ладонь и
увидела капельки крови, проступающие сквозь корку грязи. Триша наклонилась
вперед, начала выдирать траву. Она знала, обо что поранила руку, но хотела в
этом убедиться.
Это был зазубренный огрызок второго столба, который
переломился в футе от земли. Ей еще повезло, что она лишь наколола руку. Из
столба торчала пара острых, как игла, щепок длиной в дюйм-полтора. Тут же, в траве,
лежала верхняя половина столба.
Последний шанс. Заключительные иннинги.
– Да, и, похоже, кто-то ждет очень многого от ребенка. –
Триша покачала головой. Сняла с плеч рюкзак, открыла, достала остатки пончо,
оторвала полоску синего пластика. Завязала вокруг обломившегося столба, нервно
закашлялась. Пот катился по лицу. Мокрецы жадно пили его, некоторые утонули.
Девочка не обращала на них ни малейшего внимания.
Она поднялась, забросила рюкзак за плечи, встала между
оставшимся столбом и синей меткой на столбе сломанном.
– Здесь висели ворота. Именно здесь. – Она смотрела прямо
перед собой, на северо-запад. Потом развернулась, встала лицом к юго-востоку. –
Я ничего не знаю о том, кто повесил здесь ворота, но я знаю, что он не стал бы
их врывать, если б к ним не вела дорога или тропа. Я хочу… – Голос ее задрожал,
на глаза навернулись слезы. Триша замолчала, напомнила себе, что сейчас не до
слез, продолжила уже без дрожи в голосе: – Я хочу найти тропу. Любую тропу. Где
же она проходит? Помоги мне, Том.
