– Успокойся, солдат, я тебя не трону. Не хочу злить соперника.
– Какого еще соперника?
– Одного крутого парня из джунглей, – и я рассказал о ночном переполохе, связанном с явлением демона.
– Да ты все врешь! – не поверил орк. – Нарочно выдумал эту ерунду, чтобы привязать меня к себе и дурацкому заданию полковника Огбада. Осознал, что обычные методы уже не действуют, вот и пугаешь. Но меня на банановой шкурке не проведешь! Я твои русские хитрости насквозь вижу!
Он еще минут пять бушевал, потрясая ножом. Прервал его выступление лишь треск разряда, которым Шаман созывал армию к завтраку. Или уже в поход?
Нет, это было бы слишком бесчеловечно.
Мы вылезли из хижины и присоединились к радостному воинству таха. Увидев, что я жив и невредим, многие гоблины испытали настоящий шок, а потом разразились злорадными воплями в адрес неудачливого Кваквасы. Тот зримо почернел от злобы и яростно впился зубами в нечищеный ананас. Так и сожрал вместе с кожурой, настолько был взбешен провалом своего подлого плана.
Между тем многие бойцы лично поздравили меня с успехом и пожелали здоровья. Простодушные таха видели в такой неслыханной удачливости белого воина знак бесспорного расположения богов.
Не присоединился к общему ликованию только тысячник Боксугр, которого снедала ревность, да Хуру-Гезонс. Командарму были безразличны сиюминутные радости соплеменников, он мыслил в другом масштабе.
– Все равно Квакваса тебя когда-нибудь прикончит, – философски заметил Зак с бананом в зубах. – Ты у него как финиковая косточка в горле.
– Я пообещаю ему, что за меня отомстит вся армия, вот и отвяжется.
– Только меня не упоминай! А то еще за компанию прирежет.
– Не спорь с командиром, рядовой Маггут.
Орк хотел в очередной раз выразить протест по поводу моего командирства, но тут поступила команда строиться.
– Соратники, друзья таха! – возгласил Черный Шаман. Слушали его не только воины-освободители, но и все поголовье деревенских жителей, включая детей. Многие женщины при этом печалились, а мужское население, напротив, ликовало. Чикулелцы сгрудились по краям опушки, на которой собралась освободительная армия. – Сегодня наши славные ряды пополнились еще тремя доблестными солдатами! Поприветствуем же их!
Таха загудели, вскинув руки с оружием.
Трое новобранцев с гордыми физиономиями переминались рядом с Рожем и показывали непристойные жесты дружкам, остающимся в деревне. Но отнюдь не все в Чикулеле разделяли гордость односельчан за своих собратьев-таха, вступивших в армию. Несколько девиц на сносях выражали шумное недовольство и грозили небесными карами трем «кобелям», но утолить жажду мщения им не давали сородичи. Связываться с вооруженными солдатами никому не хотелось.
– Наша доблестная освободительная армия будет крепнуть с каждым шагом по этим угнетенным джунглям! – продолжал вещать Хуру-Гезонс. – Нас будут тысячи! И наконец мы войдем в Ксакбурр, сметая жалкое отребье киафу на пути, будто слон – муравьев! Вперед, солдаты, к победному пиршеству ярости!
– Тысячи… Придется годами по лесам ходить, если такими темпами… – пробормотал я, наклонившись к уху соратника, однако под тяжелым взглядом Рожа тут же заткнулся.
Шаман вдругорядь выпалил в небеса и запрыгнул в черепаху.
Повинуясь взмаху Зийловой руки, я ринулся к боевому животному. Девица и Рож уже устроились на панцире, причем сотник выглядел еще более мрачным, чем даже Боксугр. Того и гляди, пустит в ход личное оружие.
– Чего это с ним? – шепотом спросил я у Зийлы, улучив момент.
– Тысячник приказал ему следить за тобой, чтобы ты меня не соблазнил. Рож, ясно, ревнует к вам обоим.
– Ох, – только и сказал я, располагаясь за рычагами.
Не ровен час, гнусный толстяк Рож устроит зачет на знание Устава ОАТ, чтобы отыграться на бесправном солдате. Скольких тогда еще метикалов недосчитаешься? Страшно представить.
* * *
К моей вящей радости, утренний перегон обошелся без приставаний со стороны сотника Рожа. Если домогательства Зийлы я еще стерпел бы, хотя рассчитывать на такое счастливое событие не стоило, то сдача зачета толстому гоблину представлялась адской пыткой. К тому же я наверняка провалился бы.
Расслабился я только в тот момент, когда сотник с тяжкими охами, потирая отбитую задницу, спрыгнул на землю и удалился на подмогу десятнику Цаво, распределять пропитание. На этот раз никакой деревни по пути не оказалось. Или же Черный Шаман счел, что предыдущая стоянка действовала разлагающе на боевой дух армии.
Усталые воины ринулись разбирать продовольствие.
– А ты что же не торопишься, солдат? – с любопытством спросила Зийла. – Диета? Лечебное голодание?
– Зак прихватит, – отмахнулся я.
– Значит, вы и правда любовники, как об этом толкуют?
– Еще чего! – возмутился я. – Это маскировка, дезинформация. Не знаю, как по-другому от приставучего Джадога избавиться. Может, пристрелишь его, командир?
– Так ты не гей? Я слышала, среди людей это извращение популярно.
– Сказал же, что нет! Неужели непонятно? Терпеть не могу мужиков, зато женщин просто обожаю, – прозрачно высказался я. – Особенно старших по званию.
– Молодец, – похвалила Зийла и отправилась к пункту раздачи продовольствия.
Я проводил ее долгим взглядом, а потом в тревоге стал высматривать соратника. Тот отчего-то не торопился бежать к бывшему командиру с припасами, а, напротив, суетливо пожирал сушеные фрукты и жадно пил из калебасы, ухитряясь не допустить до влаги братьев-таха. Он вполне освоился в этой самодеятельной армии, и смерть от голода ему не грозила. В отличие от меня.
– Салют, человечек! – Возле меня нарисовался десятник Цаво. Одно ухо у него распухло и напоминало формой булочку для хот-дога.
– Чего тебе? – спросил я осторожно, припомнив, благодаря кому каптенармус приобрел это «украшение».
– Помочь хочу. Вся армия знает, что у тебя с девочками не ладится.
Я чертыхнулся. Вот так прославился!
– Но у меня есть для тебя могучее средство, – просиял Цаво и вынул из кармана заметно потерявшую свежесть кожу гомункулуса. – Это именно то, что тебе нужно, друг. Знаешь, как помогает от любовной слабости? Отдаю за двести семь метикалов, то есть практически даром. Дешевле не могу, сам за столько же купил.
Я присвистнул. Против ожиданий, стоимость «живой» кожи неуклонно повышалась. Каждый обманутый гоблин не только избавлялся от фальшивки, а еще и наживался на товарище! «А может, этот лоскут в самом деле помогает?» – задался я вопросом, но тут же, как рьяный материалист, отверг нелепое предположение.
– Прости, друг, но у меня пока что нет такой суммы, – сквозь зубы, чтоб не рассмеяться, проговорил я. – Спасибо за заботу.
