На нашу троицу гоблинши не обратили никакого внимания.
Мы скорым шагом миновали кожевенную площадку и нырнули под арку. Дверца оказалась запертой. Чертыхаясь, повернули назад… и замерли. Выход из арки был перекрыт. Псы, секунду назад всецело увлеченные грызней за антилопий череп, переменили субъект приложения внимания. Сейчас они стояли на нашем пути, очень агрессивно скалили зубы и рычали. За ними топталась пожилая гоблинша. Помимо набедренной повязки, на ней была только прохудившаяся соломенная шляпа и красные бусы. Да еще абстрактный рисунок на животе – белое кольцо с какими-то отростками.
Кривой скребок в руке полуголой дамы выглядел крайне зловеще.
– Красавица, отзови-ка своих собачек, – миролюбиво предложила Зийла. – А еще лучше, дай нам ключ от этой дверцы.
– Просто так? – скрипучим голосом поинтересовалась «красавица». – Взять – и дать ключ?
Тетка укоризненно покачала головой и присвистнула. Одна из собак гавкнула, сделала маленький шаг вперед. На шее у нее болтался ржавый обрывок цепи, бок розовел лишаем, один клык торчал криво и оттого как-то очень зловеще. Шерсть свалялась, глаза гноились. Словом, псина выглядела донельзя угрожающе, как и положено крупной бездомной собаке.
– Мы расплатимся, – быстро сказал я. – Смотри, что у меня есть!
Я показал обладательнице шляпы прицел от арбалета покойного Джадога.
– О, человеческий бинокль! Брось-ка посмотреть.
Стараясь не делать резких движений, я кинул прицел по навесной траектории. Поймав, гоблинша повертела его в руках, приложила к глазу, зачем-то понюхала и сунула за набедренную повязку.
– Пойдет. Только этого мало.
– Как мало?! – взвыли мы в голос.
– Конечно, мало. Бинокль-то сломанный. Всего для одного глаза. Разве у меня один глаз? А вот если буду в него смотреть, точно окривею.
Я скрипнул зубами и вытащил купленный недавно амулет.
– Тогда вот.
– Йуругу? – с интересом спросила вымогательница.
– Йуругу! Йуругу! Бледный лис! Отличный амулет, просто супер!
– И голубая ленточка имеется?
– Само собой! Голубая ленточка, кусок слоновьего бивня, глаз жабы, шарик от файербола. Дыра насквозь, глянь, какая здоровенная! Все как положено. Высший класс, настоящий волшебный предмет. Дохлый колдун его заговорил.
– Да, хорошая штука. Но взять не могу, – огорченно покачала головой гоблинша. – Он твой. Отдашь – беда будет. И тебе и мне.
Она снова присвистнула. Псы подались вперед еще на шажок. Сейчас до зверюг оставалось около двух метров, и это расстояние отнюдь не казалось безопасным. Зийла прищурилась и положила руку на сумочку с жезлом.
– Тогда вот, – засуетился Зак. – «Живые» трусы из шкуры хухум. Лучший помощник в постельных утехах. Бешеных денег стоят.
– Мне-то они зачем?
– Так мужу твоему.
– Мужу-то… А что? Дело хорошее. Ты прав, вроде они больших денег стоят, продать можно…
Тут уж я не вытерпел и больно ткнул орка локтем.
– Охренел, солдат? – зашипел я на английском. – Ты можешь бояться собак сколько угодно, но вспомни, сколько стоит эта штука. Да за такие деньги мы этих псов голыми руками задушим.
– Ну, где ваши знаменитые трусы? – возбудилась между тем гоблинша.
– Порвались они, дырка протерлась, – развел я руками. – Никакой в них силы больше нету, вред один остался. Импотенция грозит всякому, кто их наденет! Вот он – первая жертва. – Я кивнул на Зака.
– У-у-у! – огорчилась гоблинша.
– Проклятая киафу! – взорвалась Зийла. – Сколько можно тут время терять! Что тебе нужно, старуха? Денег?
– Я не киафу, – обиделась гоблинша. – Я таха.
– Так и мы таха! – обрадовался Зак. – Разве не видишь? Эх вы, городские, пока не представишься, узнать одноплеменников не можете. Убери скорей собак. И ключ давай.
– Ты-то на орка больше смахиваешь. А белый человек тоже таха? – с сарказмом поинтересовалась тетка.
– Почти. Любовник моей сестренки, – заговорщицки подмигнул Зак и для достоверности шлепнул Зийлу по заднице. Пришлось десятнику терпеть «братскую» вольность. – Отцы у нас разные, а мать одна – чистокровная таха! Муж у Зийлы совсем старик, злой и противный, как гиппопотам. А Федор – мой друг, я его и познакомил с сестричкой. Думал, он Зийлу чему полезному выучит, человеческим языкам, умению вышивать и все такое, а вышло видишь как! Любовь! Когда старик Боксугр об их чувствах проведал, нанял душегуба, чтобы всех нас прикончить. Меня за сводничество, а сестру и Федора понятно за что. Сейчас этот убийца где-то близко. У него нюх волчий. Идет по нашему следу, будто привязанный. Если ты нас не выпустишь, кровь влюбленных будет на твоей совести.
– Он и вас всех может перебить, – добавил я, – как свидетелей. Свидетелей он никогда не оставляет.
История гоблинше определенно понравилась, задела за живое. А может, ее напугала перспектива попасть в число ненужных свидетелей. Как бы то ни было, она сложила губы в подобие морщинистого пончика и присвистнула. Звук получился чуточку иной, чем прежде. Псы сразу же перестали скалиться, отступили за ее спину и вернулись к сочной голове антилопы.
– Ключа от этого замка у меня нет, – сообщила старая гоблинша. – Но отсюда я вас выведу. Да таким путем, по которому ни один преследователь не сумеет пробраться. Во-первых, чужого там не пропустят, а во-вторых, он заблудится без проводника. Только идти придется через живодерню. Не побоитесь?
– А куда деваться? – сказал Зак. И добавил вполголоса специально для меня: – Может, я и не трахаю госпожу десятника, но импотентом обзывать меня не смей. И не надо напоминать мне про Хенд, там любой обломался бы. И ты в первую очередь.
– Это вряд ли, – усомнился я. – Но ты прав, брат, я погорячился. Больше не буду.
– То-то же.
– Зато я сохранил тебе «живые» трусы.
– Да, тут ты правильно поступил, мужик, – нехотя признал орк.
Глава 16
О коротком путешествии через цеха и подсобки мясоперерабатывающей фабрики у меня сохранились весьма отрывочные воспоминания. Причем такие, которые лучше лишний раз не беспокоить. Особенно перед едой или сразу после.
Впечатления моих товарищей по вылазке оказались еще того острее. Зийла, едва выйдя на улицу, стрелой унеслась за жидкий кустик акации. Последовавшие звуки убедили нас, что решимость десятника разрывать киафу голыми руками на тысячу частей – обыкновенная бравада. На самом же деле зрелище окровавленных туш и груд парящей требухи вовсе не показалось ей аппетитным или приятным. Хотя увиденные нами останки и были всего лишь антилопьими да свиными.
Орк держался получше, но и его явно мутило. Зато аборигенка с татуировкой на пузе сохраняла хладнокровие. Ей было не привыкать.
