А за ними бушевал ад.
За порогом, позади сорванных дверей, кашляя, неуклюже пытался подняться пожилой мужчина в опаленном одеянии.
— Мир вам! — выдавил он, кашляя и сплевывая сгустки тягучей слюны. — Я Нэттерджек из Союза. Не переступайте порог, друзья, молю вас.
Он замер с открытым ртом, когда подошел кот и внимательно осмотрел его.
— Да чтоб меня в зад поцеловали! — воскликнул служитель, от изумления широко раскрыв глаза.
Агнью встал на колени рядом с ним.
— Мы идем на помощь сэру Руперту Триумфу и его людям! — сказал он. — Они внутри?
— Должны быть там, помоги им Бог! — ответил старик. — Когда пожилая дама и итальянец снесли двери, то все побежали внутрь. Я последовал за ними, но дым… этот дым…
— Отдыхайте здесь, сэр, — сказал Агнью, вставая. — Мы сами с этим управимся.
— Понимаете, дело не только в дыме… — добавил Нэттерджек пустым, загробным голосом.
Все трое остановились и посмотрели на него. Кот негромко мяукнул.
— Весь мир там распался на части, — сказал старик.
Они не спросили, что он имел в виду. Просто не хотели знать. Все трое ввалились в Покои Чар. А я, в свою очередь, напоминаю вам о моем лирическом отступлении касательно природы Искусства. Чтобы вы потом не говорили, будто я вас не предупреждал.
Итак, они ввалились в Покои Чар. Реальность рассыпалась на куски.
Пространство и размеры растянулись из-за странных эффектов от переизбытка волшебства. Перспективу и глубину вывернуло так, что, казалось, они сейчас треснут, их скрутило, словно на рисунке Эшера или Уччелло,
[48]
принявшего немалую дозу веселящих препаратов. Поверхности вблизи норовили обрушиться на голову проходящих, сам зал растянулся на расстояние больше мили длиной, а его дальние пределы согнулись под углом девяносто градусов. Каждая линия помещения была прямой и ясной, но в то же время все они исказились настолько, что глаза не воспринимали их новой формы. Пол шел вниз под крутым уклоном, но тело не чувствовало никакого спуска. Издалека троицу слепил красный огонь.
Центральные колонны, убегающие вперед и исчезающие где-то в невообразимой дали, украшали фантастические узоры из золотых листьев. Засыпанный штукатуркой пол в клетку и обшитый досками потолок плыли, словно две шахматные доски, готовые в любой момент схлопнуться.
Воздух полнился воющими, стенающими голосами, и ни один из них не принадлежал человеку.
Изо всех сил сжав руку Аптила, Агнью, спотыкаясь, побрел в ревущую пустоту, одежду его лизал ветер.
— Это… плохо, не так ли? — прокричал Аптил, перекрикивая шум.
— И лучше не становится, — согласился слуга.
Впереди них скорчился на полу, не в силах справиться с колдовским напором, какой-то человек. Борясь с ветром, они подобрались к нему.
Агнью схватил человека за руку (тот явно был не в себе) и прокричал ему в ухо, пытаясь перебороть окружающий шум:
— Сэр Руперт! Где он?
— Там, дальше! — отозвался де Квинси, прикрывая глаза от бури. — Боже, помоги нам, но он, возможно, уже погиб!
— Только не Триумф! — уверенно пробормотал Агнью, ветер сорвал с его губ слова и с ревом унес прочь.
Взъерошенный кот встряхнулся и двинулся дальше, пригнув голову.
Агнью и Аптил, оставив де Квинси, с трудом пробирались по невероятно вытянувшемуся залу. Воздушный поток бил их с такой силой, что каждый шаг приходилось отвоевывать с боем.
Они добрались до матушки Гранди, которая стояла, окруженная ураганом. Она сплетала свои самые сильные, самые пагубные и редко используемые заклятия и кидала в вихрь, но тот пожирал их, словно хлопья воздушной кукурузы. Рядом с ней Джузеппе Джузеппо держал в одной руке книгу, громко зачитывая колдовские формулы, а другую протянул, направляя собственную свирепую Магию в шторм.
Мало что в природе могло бы выдержать массовую атаку такой силы — объединенную силу Специи и Ормсвилл Несбита.
Лишь очень немногое.
— Этого недостаточно! — вскричал Джузеппе. — Даже вдвоем мы ничего не сможем сделать!
— Я знаю, — отозвалась матушка.
Впереди всех стоял Триумф — прямо в сердце яростного шторма, сжимая в руке рапиру Галла. Глядя перед собой, в хаос, он видел Джасперса. Тот стоял посреди искаженного пространства у чародейского алтаря и смотрел на талисман, зажатый в руках, глупо ухмыляясь. Великие сферы Чар уже дымились и сияли от адского давления.
Крепко сжимая клинок, Триумф стал подбираться к Джасперсу. Внезапно на его пути кто-то появился. Руперт смотрел на самого себя. Улыбающийся черно-белый двойник поднялся, преграждая ему путь.
— Какого дьявола! — воскликнул мореход, отскочив назад.
Затем перед ним предстала вторая копия, затем третья. Все они, как один, подняли клинки и пошли на сэра Руперта.
Триумф сражался, балансируя и парируя удары сразу троих противников. Все его отражения одинаково приторно улыбались.
Он поднырнул под руку одного из них, убив самого себя. Ухмыляющийся черно-белый Руперт исчез, оставив после себя клуб зловонного дыма.
Но еще двое остались, и Триумф уклонялся от их ударов, держа противников на расстоянии клинка. Рапира Галла сталкивалась с призрачными лезвиями столь быстро и яростно, что звук стоял такой, будто кто-то тряс мешок с ножами. Удар вскользь пришелся по бедру Руперта, мышцы тут же онемели и перестали слушаться.
Триумф с широкого замаха обезглавил одного из призрачных двойников, тот исчез в клубах дыма, но на его месте тут же выросли еще двое.
— Эй, это нечестно! — воскликнул Руперт.
Сражаясь с копиями, он увидел, как Джасперс встал, пальцами раздавив в пыль последний талисман, и засмеялся.
— Триумф, — прорычал он, — ты опять опоздал!
Колдовской вихрь еще больше усилился, и воздух вокруг них забурлил и замерцал.
Выругавшись, Триумф пронзил насквозь одного из двойников, а второго изо всех сил пнул ногой. Третий, и последний, призрак свирепо бросился на него, неустанно нанося удары. Нездоровая улыбка не слезала с его лица, даже когда он наконец пропустил встречный удар и рапира Галла вонзилась ему в грудь.
Морок, зашипев, взорвался с такой силой, что вырвал оружие из руки Триумфа.
Времени на то, чтобы поднять рапиру, не было, и Руперт кинулся на Джасперса.
Преподобный, все еще со злобной усмешкой на губах, встретил его атаку с удивительной силой. Когда Триумф врезался в него, тот отступил всего на пару шагов, а затем остановился и схватил противника за руки. Руперт понял, что в существе, с которым он сражается, уже не осталось ничего человеческого.
