— Мамзель-командир! — прыснул он в сторону, не удержавшись.
— И майора Дарио Квинта, — закончил Сикан. Квинт. Ас из асов. Держась как-то особняком, он сидел, откинувшись в глубоком кресле, в самом дальнем углу комнаты и, казалось, больше наблюдал, чем принимал участие в этой странной пирушке. Он был на удивление мал ростом, хотя и крепкого, пропорционального телосложения. Его округлое лицо странным образом сохранило мальчишеские черты, несмотря на то что голову покрывали уже сплошь седые, цвета цинка, волосы. Затянутый в форменный френч, он скрестил руки на груди и, не сказав ни слова, буквально уперся взглядом в Джагди, не отводя от нее взгляда, даже когда она пристально посмотрела на него в ответ. Сервитор протянул ей узкий фужер джолика, и пилот приняла его, хотя совсем не была настроена сейчас пить.
— Я… — начала Джагди, но закашлялась. — Я подумала, что будет уместно, если я лично приду сюда, чтобы выразить признательность всей вашей авиабригаде за ту помощь, которую вы нам оказали. Особенно если принять во внимание, какой ценой…
— Вы ведь тоже потеряли машину, не правда ли? — спросил Рамиа.
— Да, это так, но потеря Апостола…
Рамиа прыснул:
— Харлссон был редким дерьмом. Он и летать-то толком не умел.
Джагди была потрясена:
— Я… не поняла…
— Отвратительный тип, — согласился с товарищем Сехр. — Не смотрите так удивленно, мамзель. Все свои победы Харлссон одержал по наитию, лишь благодаря своему чертовскому везению. Поверьте, у него не было ни грамма мастерства. Просто удивительно, что ему удалось протянуть так долго.
Джагди нахмурилась. Так и не сделав ни одного глотка, она поставила фужер на стол.
— Я лишь хотела выразить признательность и сочувствие. Теперь, когда я сделала это, думаю, я могу уйти, — сказала она.
— Он ведь спас жизнь тому выскочке, не так ли? — неожиданно спросил Геттеринг.
Джагди уже шла к дверям, но этот вопрос остановил ее и заставил повернуться.
— Что вы имеете в виду?
— Я говорю о Харлссоне. Перед тем как его подбили, он ведь отогнал ту «Бритву» от вашего парня, не правда ли, мамзель? От того самого парня, который вообразил, что назвать свой самолет «Двуглавый орел» — отличная мысль.
— Это уже дело прошлое, капитан. Хотя я полагаю, что офицер авиации Марквол все еще ожидает вашего письма с извинениями. Что же касается вашего вопроса, то должна сказать: нет, вы не правы. Марквол к тому времени уже успел освободиться от «Бритвы».
— Как же это?
— Он использовал вспомогательную ракету, — вмешался Сехр.
— В самом деле? — рассмеялся Геттеринг, и вслед за ним захихикал Рамиа. — Он что, уже среди ваших потерь?
— Нет, — возразила Джагди, — Маркволу удалось справиться с управлением.
Судя по выражению лица Геттеринга, он уже было собрался обвинить ее во лжи, но потом лишь возмущенно покачал головой и отвернулся. Проигрыватель вновь взревел звуками бравурного марша. На этот раз Крон поставил исключительно громкую и бьющую по нервам тему Нунциуса «Сальве Беатус». Более уже не задерживаясь, Джагди вышла из комнаты.
— Командир! — крикнул Сикан, догнав ее уже на выходе, в то время как пьяное мужское пение за его спиной возобновилось с новой силой.
— Вы должны извинить моих людей, командир Джагди. Пусть на свой лад, но они переживают потерю своего товарища.
— Это как? Устроив пьяную вечеринку и понося покойника последними словами?
— Ну, в общем-то, да, — не стал спорить с ней Сикан. — Понимаете, Джагди, сантименты значат совсем немного в жизни этих людей. Тот, кто близко знаком со смертью, теряет к ней всякое уважение.
— Однако не становится бессмертным, как я успела заметить, — огрызнулась Джагди.
— Нет, я совсем не то хотел сказать. Вот возьмем вашу группу. Я полагаю, у них сейчас траур. Все подавлены. Все скорбят о потере друга…
Джагди кивнула. Именно такое настроение царило в доме, где расквартировалась ее бригада, когда она выходила оттуда несколько часов назад. Некоторые, конечно, выпили немного, чтобы помянуть погибшего Кловина, но даже тогда никто не смел нарушить гнетущего молчания, которое установилось среди пилотов, как только они вернулись с аэродрома.
— Я знаю это, потому что сам был таким, — продолжал Сикан. — Давно, в ранние дни моей юности. Но годы войны не проходят бесследно. Теперь я, очевидно, огрубел, как и все Апостолы. Когда я сказал, что мы потеряли уважение к смерти, я лишь имел в виду, что мы совсем перестали ощущать ее удары. Мы уже не чувствуем горя, не сожалеем об утрате. Нет никакой грусти, никаких переживаний… Ничего, кроме осознания неизбежности. Когда кто-нибудь из Апостолов погибает, мы одеваемся во все самое лучшее, обвешиваемся до нелепости большим количеством медалей, а затем… грязно напиваемся. Мы поем, буяним, напиваем себе еще и еще. Мы делаем это, чтобы доказать судьбе, фортуне или… — уж не знаю, что там скрывается от нас во мраке, — что нам все равно.
Совершенно ошеломленная, Джагди не знала, что и сказать. Тут Сикан слегка понизил голос:
— Мы ведь все сумасшедшие, Джагди. Знаете, почему мы Апостолы? Совсем не потому, что мы уж такие непревзойденные пилоты. Вовсе нет. Мы Апостолы потому, что нам сопутствует прямо-таки сверхъестественная удача. Мы уже давным-давно должны были бы погибнуть, но, видимо, там, наверху, про нас забыли и потому не требуют к себе наши души. Вот мы и продолжаем летать и сбивать другие самолеты. Но в конце концов о нас обязательно вспомнят. О каждом из нас. Сегодня была очередь Харлссона…
— Не слишком ли это мрачный взгляд на вещи? — заметила Джагди. — А что, Харлссон действительно был настолько неприятным человеком?
— Да как вам сказать… Наверное, нет. Он был очень рассудительный летчик. Но понимаете, ни у кого из нас не может быть друзей. Какой в этом смысл? К тому времени, когда тебя берут в «Апостолы», друзья уже становятся чем-то таким, что можно рассматривать как слабость. Никто из нас не может себе этого позволить.
— Мне вас жаль, — сказала Джагди.
— В жалости мы также не видим никакого смысла, — пожал плечами Сикан. Здесь он умолк, но потом продолжил: — Знаете, что я буду делать завтра утром?
— Нет.
— Мой шофер повезет меня на побережье, в Маденту, где на местной ВВБ расположилась Пятьсот шесть десят седьмая истребительная. Там у них есть летчик — Саул Сирксен. Семьдесят два сбитых самолета противника, прекрасный послужной список… Я собираюсь пригласить его на место Харлссона.
— А он согласится? — спросила Джагди.
— Если вас когда-нибудь пригласят в «Апостолы», Джагди, у вас уже не будет возможности отказаться.
Она открыла входную дверь. На улице уже давно было темно. Холодный ночной воздух все еще сохранял в себе влагу недавно прошедшего дождя. Межд тем охрипшие голоса, которые доносились из гостиной, вновь слились в один неистовый хор.
