Вечером четвертого дня нас снова остановил Алфедов, бессменно исполняющий в нашем отряде обязанности разведчика. Он бесшумно возник из-за куста, и тупо смотрящий только себе под ноги Терехин, который шел все так же впереди, чуть на него не налетел.
— Метров через четыреста лес заканчивается, — объявил разведчик. — Дальше идут луг и река. А за рекой поля.
Новость никого не обрадовала. Никто не горел желанием передвигаться по открытой местности. Но это было еще не все.
— На лугу, между лесом и рекой, аэродром.
Еще лучше. Теперь, если форсировать реку, придется это делать практически на глазах у немцев. Или закладывать солидный крюк, чтобы обойти аэродром стороной.
— Что с охраной со стороны леса? — Терехин при упоминании аэродрома немного оживился.
— В лесу никого не заметил, товарищ младший политрук. А сам аэродром подробно не рассматривал.
— Веди. — Политрук указал взглядом вперед. — Посмотрим, что там.
К опушке леса мы шли медленно. Почти крадучись. На этот раз, видимо из-за близости противника, Терехин отправил вперед кроме Алфедова еще и Михалыча. До края леса мы дошли тихо. В лесу немецких секретов или не было, или мы, не заметив их, проскользнули мимо. Наконец впереди показались просветы между деревьями, и мы, проползши последние десять или пятнадцать метров, залегли в густом кустарнике.
Впереди, метрах в трехстах от леса, действительно располагался полевой аэродром. По периметру взлетного поля, за рядом колючей проволоки, в лучах заходящего солнца были видны небольшие окопчики, а со стороны реки и проходившей вдоль леса дороги я заметил несколько орудийных ячеек. Метрах в пятидесяти за линией окопов в шахматном порядке стояло десять покрытых маскировочной сетью, растянутой на подпорках, самолетов. На аэродроме царили тишина и покой. Возле большой палатки, видимо столовой, весело дымила полевая кухня. Откуда-то раздавались звуки музыки. Несколько человек гоняли мяч на небольшой площадке между самолетами. Вот кто-то не торопясь подошел к одному из окопов и спрыгнул вниз… Идиллия, одним словом. Люфтваффе на отдыхе – картина маслом.
— Командир, смотри. — Откуда-то слева приполз Михалыч.
Я проследил взглядом за его рукой и увидел несколько штабелей бочек, судя по всему – с бензином.
— Вот неплохо было бы стрельнуть.
Терехин, после минутного раздумья, покачал головой:
— Даже если попадем, может не взорваться. Зато немцы сразу за нами увяжутся.
Я немного покопался в своих запасах и протянул Терехину пять патронов, носики пуль которых были украшены черно-красной маркировкой.
— Взорвется, товарищ младший политрук. Если этими стрелять – взорвется.
Политрук смотрел на бронебойно-зажигательные патроны, а лежащий справа от него Гримченко что-то пробурчал себе под нос. Вроде бы снова что-то о волшебном мешке. Терехин подумал и снова мотнул головой.
— После такого точно лес начнут прочесывать. Не уйдем, — сказал он это грустным-грустным голосом.
Было видно, что ему очень хочется подорвать ко всем чертям это гнездо, из которого гнусными жалящими насекомыми вылетают самолеты с крестами на крыльях. Но ответственность за людей, которых он пытался вывести из вражеского тыла на соединение с Красной армией, пересилила. Не знаю, может, к этому чувству ответственности примешивался еще и страх безвестно сгинуть в лесу…
Ход моих мыслей был бесцеремонно прерван. Из леса, откуда-то справа от нас, раздалась длинная гавкающая пулеметная очередь, аккомпанементом которой выступали хлопки винтовочных выстрелов. Видно, в головы стреляющих пришла та же мысль, что и нам. На месте штабеля бочек вспух багрово-черный шар, от которого начало расплываться огненное озеро. Мы, не ожидавшие такого, просто застыли.
— В лес! — заорал первым пришедший в себя Терехин.
Но пришел в себя не только он. Немцы тоже уже оклемались. Со стороны аэродрома заросли начали, поблескивая трассерами, прочесывать пулеметные очереди. Я, на одних инстинктах, уткнулся лицом в землю и попытался, отталкиваясь руками, задом отползти в лес. Волна адреналина была настолько дикой, что из головы исчезли все мысли, остались только инстинкты, сейчас орущие, что надо очень быстро валить отсюда. Впрочем, остатков моего разума было достаточно, чтобы краешком сознания наблюдать за происходящим вокруг.
Как раз в тот момент, когда я вжался в землю, пуля на выходе снесла всю правую сторону лица Михалыча, который все еще смотрел на Терехина, когда со стороны аэродрома прозвучала первая очередь. Мой затылок, на который и так градом сыпались выбитые пулями щепки и прочий мусор, заляпало чем-то теплым. Саша Гримченко выпустил оставшиеся в диске его ДП патроны и, волоча за собой одной рукой опустевший пулемет, резво развернулся и пополз в лес вслед за Терехиным. Алфедов, каким-то непонятным образом, умудрился из положения лежа прыгнуть за ближайшее дерево и так передвигался дальше – прыжками и короткими перебежками от дерева к дереву. Лешка вначале застыл на месте и, словно загипнотизированный кролик, смотрел на вспышки, мерцающие на пулеметных стволах. В чувство он пришел, только получив в левое плечо пулю. Оля… Ее я, видимо тоже инстинктивно, успел вжать в землю, когда зарывался лицом в нее сам. Сейчас она что-то полузадушенно пищала. Я немного ослабил руку на ее затылке, и Оля принялась выплевывать набившуюся в рот землю. Схватил ее за руку и, потащив за собой, пополз к ближайшему дереву.
Почувствовав за собой хоть какое-то укрытие – ствол дерева, о который то и дело с глухим стуком били пули, — я немного пришел в себя. Не выпуская Олиной руки, развернулся, стараясь все так же вжиматься в землю, и, волоча за собой девушку, с максимальной скоростью пополз в лес. Ориентиром мне служили мелькающие впереди подошвы сапог Саши.
Встать я рискнул, только когда пули уже практически перестали свистеть над головой. Немцы все еще стреляли, но мы уползли глубоко в лес, и только редкие пули, чудом миновав стену древесных стволов, повизгивали в воздухе. Опасность еще не миновала, и я не рискнул выпрямляться в полный рост. Так и пытался бежать в какой-то невообразимой позе – колени согнуты, а верхняя часть туловища наклонена чуть ли не на девяносто градусов. Почувствовал холод и понял, что штаны у меня насквозь мокрые… Стыдно, конечно, но многие ли смогли бы сохранить сухие штаны, когда по тебе лупят несколько пулеметов?
Мы неслись через лес, будто сдавали норматив по бегу. Каким-то образом наш отряд, уменьшившийся на одного человека, умудрился не рассеяться в наступивших сумерках. Каждый бежал, ориентируясь на спину того, кто был впереди. Первым, как всегда, был Алфедов, за ним Терехин, от политрука немного отставал Гримченко, пулемет которого, казалось, цеплялся за все окрестные ветки, почти вровень с ним бежал Лешка. Ну и замыкали колонну мы с Олей, которую я продолжал тащить за руку. Бежали не скрываясь, с треском проламываясь через кусты и ломая ногами, казалось, каждую лежащую на земле ветку, хрипя на весь лес и топоча, как стадо бизонов. Сейчас было не до маскировки, у каждого в голове была только одна мысль – поскорее убраться подальше от аэродрома.
