Я чуть было не проговорился насчет моста, но вовремя спохватился, вспомнив, что цель нашего задания должна держаться в секрете. Так что слово «мост» так и не сорвалось с моего языка, хотя усиленно рвалось наружу. Горбунов, как и обещал, выдал моим бойцам все, что я запросил. Даже не возражал, когда я попросил выдать тройную норму патронов, а лично мне выдал целых шесть полных магазинов к моему МП.
После того как я убедился, что бойцы получают снаряжение в достатке, и приказал им отнести все выданное, когда закончат, в наш овраг, снова подошел к Митрофанычу:
— Я вот что подумал. Надо бы пулеметов и запас патронов к ним побольше. Вдруг придется мост удерживать, пока минировать будем.
— Так я ж не первый день воюю! — Митрофаныч явно возмутился тем, что я посмел предположить, что он, обдумывая предстоящую работу, что-то мог упустить. — Пять пулеметов нам командир в группу дал и двойной запас патронов к ним. Так что лучше за своими минерами смотри.
Остаток дня я пересчитывал и перепроверял снаряжение своей группы, обсуждал с Колей, как лучше всего заложить заряды на мосту, и занимался другими вопросами подготовки к боевому выходу. Замотался настолько сильно, что даже закурил, лишь после пары затяжек вспомнив, что обещал бросить. Это сразу же натолкнуло на мысль, что Оля ведь тоже уходит к Сарнам. Сразу стало жутко стыдно, что даже после прекрасной вчерашней ночи, замотавшись со своими хлопотами, я совсем забыл о девушке. Кто знает, когда теперь с ней увидимся и увидимся ли вообще? Напоследок осмотрев еще раз свою группу и убедившись, что все в порядке, я отправился к лазарету.
Оля была занята. Они с Ксанкой готовили раненых к предстоящему длительному переходу и замотались не меньше меня. И даже больше – если я мог многие вопросы поручить своим бойцам, оставив себе лишь общее руководство, то девушкам приходилось со всем справляться вдвоем. Только для переноски тяжестей привлекали время от времени пробегающих мимо бойцов. Когда я появился в лазарете, первой меня заметила Ксанка. Секунду посмотрев на меня, она отвернулась и что-то прошептала стоявшей рядом Оле. Девушка тоже обернулась:
— Лешка, погоди пару минут, хорошо? Я сейчас освобожусь.
Прождал я гораздо дольше – минут пятнадцать. Но в конце концов Оля подбежала, и мы медленно пошли по лагерю.
— Это правда, что вы не идете с нами? — сразу же спросила девушка. Голос у нее был уставший и очень грустный, но в глазах светилась надежда, что услышанные ею слухи о том, что я не ухожу со всем отрядом, не оправдаются.
— Правда, Оля, — ответил я, и надежда в ее глазах исчезла. — Командир нас на задание отправляет.
— Понятно… — только и вздохнула она, и дальше мы шли несколько минут молча.
Никаких слез, никаких «останься, не оставляй меня!», вообще ничего, кроме грусти от скорого расставания. Видно ведь, что любит меня, но понимает, что война и я должен выполнить свой долг – может, умереть, но сделать все, чтобы приказ был выполнен. Интересно, подумалось мне, есть ли еще в мое время такие девушки? Чтобы безропотно отпустили мужчину, когда Родина в опасности, зная, что тот может погибнуть?
Мы вышли за пределы лагеря, и я заметил, что идем по направлению к месту, откуда вчера провожали самолет. По той самой дороге, по которой возвращались вчера и на которой нашли наконец-то выход наши чувства. Случайно ли?
— Ты хоть выспалась? — спросил я первое, что пришло в голову. Мысли, как и вчера, упрямо разбегались перед попытками ухватить хоть одну из них.
— Поспала час. — Оля опустила глаза и покраснела. — Ты вернись, Леша, хорошо?
— Вернусь, солнышко. — Я остановился и прижал девушку к себе. — Обязательно. А ты меня дождись.
Оля кивнула и спрятала лицо у меня на груди.
— Все будет хорошо, — продолжал я, поглаживая ее по голове, — вернусь, и все будет хорошо…
Мы простояли так… Не знаю, сколько мы стояли. В конце концов девушка подняла голову, и я увидел на своей куртке темные пятна, оставленные ее слезами, и влажные, полные грусти глаза. Мы поцеловались, и время перестало существовать. Ушли все мысли и все проблемы. Стало невообразимо далеким предстоящее задание, несущее нам разлуку. Лишь два сердца в мире бились в тот час, пока мы стояли на еле заметной тропинке, слушая звук их биения и песню леса.
А потом она убежала. Резко отстранилась от меня, покраснев, пролепетала что-то о том, что ей надо возвращаться в лазарет, и унеслась обратно в лагерь, оставив меня стоять среди леса в полном недоумении. На сердце было тяжело как никогда – к мрачным предчувствиям добавилась еще горечь предстоящей разлуки с Олей. Я не выдержал и все-таки закурил. Пора было и мне возвращаться в лагерь. Мало ли какие вопросы потребуют моего присутствия – я ведь снова командовал подразделением. Выбив о каблук трубку, я отправился обратно, размышляя, удастся ли мне этой ночью поспать или снова не высплюсь. Скорее всего – последнее.
* * *
Поспать удалось, но совсем недолго. Я отхватил только пару часов перед самым рассветом. Просыпаться очень не хотелось, но не проводить боевых товарищей и Олю в их поход к Сарнам было бы… даже не некрасиво, а гораздо хуже. Тем более, кто знает – встретимся ли мы вновь? Время сейчас такое. В общем, несмотря на протесты организма, требующего законного сна, пришлось вставать. Лагерь шумел больше обычного. Тут и там прощались бойцы, сновали с поручениями посыльные, в последний раз перед походом проверяли снаряжение. Чуть в стороне группа бойцов под руководством Горбунова заканчивала погрузку имущества на несколько имевшихся в отряде телег. Все были заняты.
Первым делом я пошел искать Олю. Позавтракать я решил позже – не хотелось тратить время. Но все равно пришлось ждать. Оля была занята подготовкой к пути раненых – проверяла повязки, перебинтовывала – в общем, с головой ушла в свою медицину. На меня она бросила только быстрый взгляд и, поздоровавшись, попросила подождать. Пока я слонялся без дела вокруг бывшего лазарета, меня разыскал Коля, принявшийся, уже в который раз, повторять инструкции по закладке зарядов на мосту, подсоединению проводов и по прочим моментам подрывного дела. А потом, когда я, заметив, что Оля вроде бы освободилась, заверил его, что все это уже знаю наизусть и вообще вижу во сне, прозвучала команда строиться.
Мы выстроились двумя шеренгами – длинная шеренга, в которой стояли отправляющиеся к Сарнам партизаны, и короткая – наша группа. Вдоль шеренг молча расхаживал из стороны в сторону майор, то ли присматриваясь к снаряжению бойцов, то ли думая над речью.
— Бойцы! — майор остановился резко и внезапно. — Родина поручила нам ответственное задание…
Легкий гул перешептывающихся партизан стих, будто обрезанный. Все внимательно слушали командира. Еще бы! С того момента, как началась подготовка к походу, по лагерю начали распространяться самые разные слухи о цели этого похода, которая держалась в секрете. Должен сказать, что истинную цель никто так и не угадал, а попытки подкатиться к тем, кто был осведомлен в этом вопросе, закончились неудачей. Дошло даже до того, что партизаны всерьез обсуждали версию, по которой лично товарищ Сталин приказал нашему отряду прорываться через линию фронта и ударить в тыл немецким частям в месте, в котором планировалась важная контратака Красной армии (направление прорыва и подробности плана операции менялись с каждым новым рассказчиком). Еще одной версией, которая мне больше всего понравилась, было то, что ожидалось прибытие какой-то очень важной немецкой птицы и нашему отряду приказано ее ликвидировать. В общем, сейчас все стояли и пытались найти в словах майора хоть намек на цель предстоящего похода.
