День рождения меня потряс! Митькина мама накрыла в комнате стол, все дети пришли нарядные, с подарками, Митькины бабка и дед играли с нами во всякие игры, потом нас позвали к столу и там было столько вкусного, такие пироги и махонькие бутербродики со всякой всячиной и салат оливье, и сладкая газировка в бутылках, а потом мы еще играли, а после игр дали чай с тортом... И никто из ребят не удивлялся, даже не радовался особенно, похоже, все они считали, что так и надо... Только я как дура всему радовалась. Помню, Митькина бабушка погладила меня по головке и дала большой пакет.
– Это зачем? – спросила я.
– Чтобы праздник еще продлился.
– А почему вы только мне даете?
– А остальным не так нужно...
Я поняла, что она меня жалеет, и это показалось мне до ужаса унизительным... Я поставила пакет на стул в прихожей.
– Не надо нам ваших подачек! – заревела и убежала. А на другой день вдруг представила себе, как сейчас сидела бы у телевизора и ела волшебный торт маленькой ложечкой, как ели у Митьки...
А мать, когда я вернулась, была довольная, даже добрая.
– Ну, как погуляла? – спросила она, томно потягиваясь на диване.
– Мам, а когда у меня будет день рождения?
– И не мечтай!
– Почему?
– По кочану! Я свои кровные тратить на чужих оглоедов не намерена, да и то сказать, большой праздник – родила редьку от ясновельможного хрена...
Я ничего не поняла, но только ужасно обиделась. И заревела.
– Брысь отсюда! Еще реветь она будет, настроение все сбила, чертово семя!
... – Миш, а почему ты химию бросил? – спросила вдруг Яна субботним утром.
– Скучно мне стало и противно – от химии столько бед в мире, не хотелось их множить, – засмеялся он, страшно довольный тем, что наконец-то Яна о чем-то спрашивает его.
– А живопись почему бросил?
– Потому что осознал, что я далеко не гений.
– А разве обязательно быть гением?
– В живописи желательно.
– Но ведь столько не гениев, которые считают себя гениями и прекрасно себе существуют...
– Конечно, но мне не хотелось пополнять их ряды.
– А писателю не надо быть гением?
Он засмеялся, поцеловал ее в голое плечо.
– Писателю не обязательно, но кто тебе сказал, что я писатель? Я написал одну книжку пока...
– А вторую писать не думаешь?
. – Думаю, но ты меня сбила с панталыку, я хочу только одного – быть с тобой...
– А после живописи ты ушел в какой-то сомнительный бизнес...
– О, вот там мне все говорили, что я гений, но меня это почему-то раздражало...
– Иными словами, ты еще не нашел себя?
– По-видимому... Но зато я нашел тебя! И если ты будешь со мной, я, возможно, скорее найду себя... Ты меня здорово изменила уже. Я всегда ненавидел среди бела дня валяться в постели.
– Значит, я дурно на тебя влияю?
Он приподнялся на локте, посмотрел ей в глаза и спросил шепотом:
– Ты меня любишь, Янка?
Она колебалась. Никто, кроме Олега, никогда не задавал ей этого вопроса. Она боялась его обидеть, но и просто ляпнуть «да» не могла, она сама не знала ответа на этот вопрос. Потому нежно улыбнулась, обняла за шею, притянула к себе, поцеловала... Понимай как хочешь...
– Все пора вставать, а то у меня уже сил не останется на эту дурацкую презентацию. А мне это здорово любопытно. И надо еще будет за мамой заехать...
Юля за завтраком спросила мужа:
– Какие планы на сегодня, Тим?
– У меня? Поеду на книжную ярмарку.
– Господи, зачем? – удивилась Юля.
– У Мишки сегодня презентация.
– Да? В субботу? Это престижно!
– Что престижно? – не понял Тимофей.
– Презентация в выходные дни...
– А у твоего гения когда презентация?
– Ну, во-первых, он не мой, во-вторых, не гений, а в-третьих, завтра. Сегодня я везу его к одной художнице по шторам.
– Да? Вот не знал, что по шторам есть какие-то специальные художники...
– А что ты вообще знаешь, кроме своей юриспруденции? – хмыкнула Юля.
– Ну, кое-что все-таки знаю, даже больше, чем тебе бы этого хотелось. Налей еще кофе!
– А волшебное слово?
– Перетопчешься!
– Тимофей, в чем дело? Это ревность? – кокетливо осведомилась Юля. – Мы же договаривались... Да, кстати, Миша еще с этой неряхой?
Тимофею захотелось запустить в жену сахарницей. Но он сдержался.
– Представь себе!
– Мне трудно представить себе, что такая неаккуратная женщина может привлечь такого приятного мужика, как твой Миша!
– О, я думаю, в мужиках у нее недостатка нет! Она совершенно прелестная женщина.
– Может, ты тоже на нее запал?
Тимофей, смеясь про себя, пожал плечами.
– Так отбей! В чем проблема?
– И тебе это все равно?
– Нет, конечно!
– Ладно, я не хочу слушать эту чушь! Но все равно заруби себе на носу – я порядочный человек и у лучшего друга отбивать женщину, даже умирая от любви, не стал бы. Тем более, что я не собираюсь умирать от любви!
Он встал, резко отодвинув стул.
– К чему столько патетики? Просто охота позлить меня с утра?
– Да боже упаси! Все, пока! Мне надо еще поработать!
Он приехал заранее, но пока поставил машину, пока нашел 57 павильон и стенд Мишкиного издательства, как раз объявили встречу с Михаилом Дунаевским, начинающим, но очень многообещающим писателем, человеком непростой, но интересной судьбы. И к столику сразу вышел Мишка. Волнуется, определил Тимофей. Он боялся, что к начинающему автору вообще никто не придет, однако у стенда стояло человек двадцать, а некоторые сидели на немногочисленных стульях. Хорошенькая девушка-ведущая кокетливо улыбалась Мишке.
– Скажите, Михаил, что побудило вас взяться за перо, впрочем, скорее за компьютер?
– Честно говоря, я сделал это на спор, но вы, вероятно, удивитесь, я писал книгу от руки.
– Почему? Вы не владеете компьютером?
– Я хорошо владею компьютером, но мне кажется, что писать все-таки лучше от руки... Получается как-то теплее, что ли... Впрочем, это мое сугубо личное мнение, я знаю, что многие превосходные книги написаны на компьютере.
Тимофей успокоился. Мишка мгновенно нашел контакт и с девушкой-ведущей и с публикой. И тут он увидел Яну. Она стояла за стулом, на котором сидела Нелли Яковлевна. Он протиснулся поближе и встал непосредственно позади Яны. Ее длинную тонкую шею охватывал мягкий серо-голубой шарф, на одном конце которого, перекинутом через плечо он увидел шелковую бирочку, петельку с названием фирмы, оставлять которую на вещи Юля считала невесть каким преступлением против правил хорошего тона. Он улыбнулся про себя. И вдруг Яна обернулась. Кивнула ему.
