– А может, мы просто обсуждали одно и то же видение и затем
забыли об этом? – спросила Вики.
Он согласился, что такая возможность вполне существует, но
беспокойство не покидало его. Это было, как говорят, удовольствие ниже
среднего. Собравшись с силами, он сказал:
– Единственное, в чем я действительно уверен, так это в том,
что я, кажется, влюбляюсь в тебя, Вики. Она неравнодушно улыбнулась и
поцеловала его в уголок рта:
– Очень мило, Энди, но...
– Но ты немного меня боишься. Может, мужчин" вообще.
– Может, и боюсь, – сказала она.
– Я прошу только о надежде.
– Ты ее получишь, – сказала она. – Ты мне нравишься, Энди.
Очень. Но, пожалуйста, помни, что я боюсь. Иногда я просто боюсь. – Она хотела
слегка передернуть плечами, но вместо этого сильно вздрогнула.
– Буду помнить, – сказал он, притянув ее к себе, и
поцеловал. Секунду поколебавшись, она сама поцеловала его, крепко держа его
руки в своих.
***
– Папочка! – вскрикнула Чарли.
Мир болезненно вращался перед глазами Энди. Ртутные фонари
вдоль Нортуэй оказались внизу, а земля вверху будто стряхивала его с себя.
Затем он сел, съехав с нижней части откоса, словно ребенок на санках. Ниже,
внизу, беспомощно переворачиваясь, скатывалась Чарли.
ОЙ, ОНА ЖЕ ЛЕТИТ ПРЯМО ПОД КОЛЕСА МАШИН...
– Чарли, – хрипло закричал он, так, что болью пронзило горло
и голову. – Берегись!
И вот она уже внизу припала к земле на обочине, рыдает в
режущем глаза свете фар проходящей машины. Через секунду он приземлился рядом,
с громким шмяканьем, которое отдалось по всему позвоночнику и ударило в голову.
Предметы сдвоились перед глазами, строились, а затем постепенно встали на свои
места. Чарли сидела на корточках, закрыв лицо руками.
– Чарли, – сказал он, тронув ее руку. – Все в порядке,
малышка.
– Жаль, не попала под машину! – выкрикнула она пронзительным
и злым голосом, с такой ненавистью к себе, что у Энди заныло сердце. – Так мне
и надо за то, что подожгла того человека!
– Ш-ш-ш, – сказал он. – Чарли, ты не должна больше думать об
этом.
Он обнял ее. Мимо проносились машины. Любая могла быть
полицейской, а это означало – конец. Хотя в такой ситуации это принесло бы чуть
ли не облегчение.
Рыданья затихали. Отчасти она плакала от усталости. То же
самое и с ним – усталость довела головную боль до высшей точки, и на него
нахлынул совсем ненужный поток воспоминаний. Если бы только они могли добратьс
куда-нибудь и прилечь...
– Можешь встать, Чарли?
Она медленно поднялась на ноги, смахнув последние слезинки.
Ее лицо в темноте казалось мертвенно-бледной маленькой луной. Глядя на нее, он
испытывал острое чувство вины. Ей бы уютно свернуться в постели, где-нибудь в
доме, за который выплачена почти вся ссуда, с плюшевым медвежонком в объятиях,
а на следующее утро отправиться в школу и трудиться там во имя бога, страны и
учебной программы второго класса. Вместо этого она стоит на обочине скоростного
шоссе на севере штата Нью-Йорк в час тридцать ночи, чувствуя себя виноватой,
ибо унаследовала нечто от отца и матери – нечто, в чем она была виновата не больше,
чем в голубизне своих ясных глаз. Как объяснить семилетней девочке, что однажды
папочке и мамочке понадобились двести долларов и люди, с которыми они имели
дело, утверждали, что все в порядке, а на самом деле лгали?
– Нужно поймать машину, – сказал Энди, он обнял ее рукой за
плечи, то ли стремясь успокоить, то ли ища поддержки. – Доберемся до отеля или
мотеля и поспим. Затем подумаем, что делать дальше. Годится?
Чарли безразлично кивнула.
– Хорошо, – сказал он и поднял большой палец. Машины, не
обраща никакого внимания, проносились, мимо, а менее чем в двух милях отсюда
двигалась зеленая машина. Энди ничего не знал об этом; его возбужденный мозг
возвращался к тому вечеру с Вики в здании студенческого клуба. Она жила в одном
из общежитий – в том здании, куда он проводил ее и еще раз на ступеньках прямо
перед большими двойными дверьми ощутил сладость ее губ; она неуверенно обнимала
его руками за шею, эта девочка, еще така невинная. Они были молоды, боже, они
были молоды.
Мимо проносились машины, каждая воздушная волна вздымала и
опускала волосы Чарли, а он вспоминал конец того вечера двенадцать лет назад.
***
Проводив Вики до общежития, Энди пересек территорию колледжа
и направился к шоссе, где собирался поймать машину и доехать до города. Майский
ветер бился в кронах вязов вдоль аллеи, хотя он едва ощущал его дуновение;
прямо над ним будто протекала по воздуху невидимая река, лишь самые слабые и
отдаленные струи которой касались его.
Путь Энди проходил мимо Джейсон Гирни Холла, и он
остановился перед его темным массивом. Вокруг, повинуясь невидимому потоку
ветра, танцевали деревья, покрытые молодой листвой. Вдоль его позвоночника
пробежал холодок и, казалось, угнездился в животе, вызывая легкий озноб. Он
поежился от холода, хотя вечер был теплым. Большая луна, напоминавшая
серебряный доллар, плыла между грудами облаков; ветер гнал их по этой темной
воздушной реке, будто позолоченные шлюпки. Лунный свет отражался в окнах
зданий, делая их похожими на потухшие неприятные глаза.
Здесь что-то произошло, думал он. Нечто большее, чем нам
говорили и во что заставляли поверить. Что же именно?
Мысленным взором он снова видел эту тонущую, окровавленную
руку – только на этот раз она ударяла по плакату, оставляя кровавый след в виде
запятой... а затем плакат с треском сворачивался.
Он подошел к зданию. Безумие. Они же не пустят в аудиторию
после десяти часов. И...
Я БОЮСЬ.
Да, именно это. Чересчур много тревожащих полувоспоминаний.
Слишком легко убедить себя: все – выдумка; Вики почти уже готова согласиться с
этим. Подопытный, вырывающий себе глаза. Кто-то кричал, что хотел бы умереть,
что лучше умереть, чем это, даже если для того понадобитс отправиться в ад и
гореть там вечным огнем. У кого-то произошла остановка сердца, и его увезли с
пугающим профессиональным умением. Скажем прямо, старина Энди, размышление о
телепатии тебя не пугает. А пугает мысль, что подобное могло случиться с тобой.
Стуча каблуками, он поднялся к большим двойным дверям и
попыталс открыть их. За ними был виден пустой вестибюль. Энди постучал, но
когда кто-то вышел из тени, он чуть не убежал. Он чуть не убежал, потому что из
тени должно было появиться лицо Ральфа Бакстера или высокого мужчины со
светлыми волосами и шрамом на подбородке.