Через мгновение Кэп наклонился к нему и нажал на кнопку:
– Да, Рэйчел? – Черт его побери, если старик пусть на минуту
не убедил его. Уэнлесс похож на мрачного черного ворона, и это – еще одна
причина, почему Кэп не любил его. Сам он был жизнелюбцем и если кого и выносил,
так это пессимистов.
– Звонят по кодирующему телефону, – сказала Рэйчел. – Из
района операции.
– Хорошо, дорогая. Спасибо. Пусть подождут минутки две,
хорошо?
– Да, сэр.
Он откинулся в кресле:
– Я вынужден прервать нашу беседу, доктор Уэнлесс. Можете
быть уверены, я самым внимательным образом продумаю все, что вы сказали.
– Продумаете? – спросил Уэнлесс. Застывший угол его рта,
казалось, цинично ухмылялся.
– Да.
Уэнлесс сказал:
– Девочка... Макги... и этот парень Ричардсон... последние
три элемента нерешаемого уравнения, капитан Холлистер. Сотрите их. Действуйте.
Девочка очень опасна.
– Я продумаю все, что вы сказали, – повторил Кэп.
– Сделайте это. – Уэнлесс, опираясь на палку, с трудом начал
подниматься. Это заняло довольно много времени. Наконец он встал.
– Приближается зима, – сказал он Кэпу. – Старые кости ноют.
– Вы останетесь на ночь в Лонгмонте?
– Нет, в Вашингтоне.
Кэп поколебался, а затем сказал:
– Остановитесь в «Мэйфлауэр». Мне, может, понадобится
связаться с вами.
В глазах старика что-то промелькнуло – благодарность? Да,
конечно, благодарность.
– Очень хорошо, капитан Холлистер, – сказал он и проковылял,
опираясь на палку, к двери – старик, который когда-то открыл ящик Пандорры и
теперь хотел расстрелять все, вылетевшее из него, вместо того чтобы пустить в
дело.
Когда дверь за ним закрылась, Кэп с облегчением вздохнул и
поднял трубку кодирующего телефона.
– Кто говорит?
– Орв Джеймисон, сэр.
– Поймали их, Джеймисон?
– Еще нет, сэр, но мы обнаружили кое-что интересное в
аэропорту.
– Что же?
– Все телефонные автоматы пусты. В некоторых из них на полу
мы нашли лишь несколько четвертаков и десятицентовиков.
– Взломаны?
– Нет, сэр. Почему и звоню вам. Они не взломаны, а просто
пусты. В телефонной компании рвут и мечут.
– Хорошо, Джеймисон.
– Все это ускоряет дело. Мы полагаем, что отец, возможно,
оставил девчонку на улице и зарегистрировался в отеле только сам. Как бы то ни
было, теперь мы будем искать парня, расплатившегося одной мелочью.
– Если они в мотеле, а не спрятались в каком-нибудь летнем
лагере.
– Да, сэр.
– Продолжайте, О'Джей.
– Слушаюсь, сэр. Спасибо. – В голосе Орвила прозвучала
глупая радость от того, что Кэп помнил его прозвище.
Кэп повесил трубку. Минут пять он сидел, закрыв глаза и
размышляя. Мягкий осенний свет освещал кабинет, согревая его. Затем он нагнулся
и снова вызвал Рэйчел.
– Джон Рэйнберд здесь?
– Да, здесь, сэр.
– Дайте мне еще пяток минут, а затем пришлите его ко мне. Я
хочу поговорить с Норвилом Бэйтсом в районе операции. Он там за главного до
прибытия Эла.
– Хорошо, сэр, – сказала Рэйчел с некоторым сомнением в
голосе. – Придется говорить по открытой линии. Связь по переносному
радиотелефону. Не очень...
– Ничего, ничего, – нетерпеливо сказал он. Прошло две
минуты. Голос Бэйтса слышался издалека и проходил с шумами. Он был неплохим
работником – не очень одарен воображением, но упорен. Именно такой человек
нужен Кэпу для осады крепости до приезда Элберта Стейновица. Наконец Норвил на
линии и сообщает, что они начинают прочесывать близлежащие города – Оквилл,
Тремонт, Мессалонсет, Гастингс Глен, Лутон.
– Хорошо, Норвил, порядок, – сказал Кэп. Он думал о словах
Уэнлесса: ВЫ ЗАСТАВЛЯЕТЕ ЕГО МЕНЯТЬ СТЕРЕОТИП И ЗАНОВО ОБУЧАТЬ ДЕВОЧКУ. Он
обдумывал сообщение Джеймисона о пустых телефонах. Макги этого не делал.
Сделала девочка. И потом, будучи на взводе, подожгла ботинки солдату, возможно,
случайно. Уэнлесс был бы доволен, знай он, что Кэп в итоге собиралс воспользоваться
половиной его советов – нынешним утром старый козел был на удивление
красноречив.
– Ситуация изменилась, – сказал Кэп. – Мы должны
ликвидировать большого парня. Полная ликвидация. Понимаете?
– Полная ликвидация, – невозмутимо повторил Норвил. –
Слушаюсь, сэр.
– Прекрасно, Норвил, – уже мягко сказал Кэп. Он положил
трубку и стал ждать прихода Джона Рэйнберда.
Через секунду дверь открылась, и он явился, очень большой и
еще более отвратительный. Этот полуиндеец вел себя настолько тихо, что, сидя за
столом, читая или отвечая на письма, можно было не почувствовать присутствия в
комнате постороннего. Кэп знал, насколько это редкое качество. Большинство
людей ощущает присутствие кого-то другого: Уэнлесс однажды назвал эту
способность не шестым чувством, а вторым видением – ощущением, порождаемым
какими-то неизмеримо малыми токами от пяти обычных чувств. Но Рэйнберд был
неощутим. Ни одно из тончайших чувствительных волоконцев даже не шелохнется. Однажды
за рюмкой портвейна в гостиной у Кэпа Эл Стейновиц сказал странную вещь: «Он
единственный человек из всех встречавшихся мне, который при ходьбе не колеблет
воздух». И Кэп был рад, что Рэйнберд на их стороне, он был единственным из всех
встречавшихся, на сей раз не Элу, а ему самому, кого он боялся.
Рэйнберд – тролль, чудовище, великан-людоед в облике
человека. Он не добирал всего лишь двух дюймов до семи футов и зачесывал свои
блестящие черные волосы в короткий хвост на затылке. Десять лет назад, когда он
во второй раз был во Вьетнаме, прямо перед ним взорвалась мина, и теперь его
лицо являло собой ужасное зрелище шрамов и исполосованной кожи. Левого глаза не
было. На его месте – впадина. Он не делал пластической операции и не вставлял
искусственный глаз, потому что, говорил он, в местах счастливой охоты на том
свете его попросят показать боевые раны. Когда он говорил подобные вещи, было
неясно, верить ему или нет; неясно, говорит он серьезно или по каким-то
причинам дурачит вас.
Все эти годы Рэйнберд был на редкость хорошим агентом:
отчасти потому, что меньше всего он походил на агента, а главным образом
оттого, что за маской из голого мяса скрывался живой, жестокий, ясный ум.
Свободно говорил на четырех языках и понимал еще три. Занимался русским по
ускоренному методу. Голос его был низким, музыкальным голосом образованного
человека.
