Раммаден, который умер три года назад (Риберд, кстати,
послал цветы на его похороны-вот где комедия!), рассказал им целую сагу про
скидморские замки, про сувальные замки и цилиндровые, про предохранительную
защелку, которая намертво заблокирует запирающий механизм, стоит только сбить
цифровой циферблат молотком или зубилом; рассказал им про отмычки и подгонку
ключей, про неожиданное применение графита, про то, как можно сделать слепок
ключа с помощью обмылка, и как делать нитроглицериновую ванну, и как снимать слой
за слоем заднюю стенку сейфа.
Рэйнберд внимал Дж. М. Раммадену с холодной и циничной
заинтересованностью. Однажды Раммаден сказал, что с сейфами, как с женщинами:
просто надо иметь время и необходимый инструмент. Бывают, сказал он, крепкие
орешки, бывают хрупкие, но нет таких, которые нельз было бы разгрызть. Девочка
оказалась крепким орешком.
Поначалу им пришлось кормить Чарли внутривенно, иначе она
уморила бы себя голодом. Постепенно до нее дошло, что, отказываясь от еды, она
не выигрывает ничего, кроме синяков на локтевых сгибах, и тогда она стала есть
– без всякого желания, просто Потому, что эта процедура менее болезненная.
Ей приносили книжки, и кое-что она прочитывала –
пролистывала, во всяком случае; иногда она включала цветной телевизор – дисплей
– и через несколько минут выключала. В июне она просмотрела целый фильм –
картину местного производства по мотивам «Черной красавицы» и еще раза два
прокрутила «Удивительный мир Диснея». Больше ничего. В еженедельных докладных
замелькало выражение «спорадическая афазия».
Рэйнберд заглянул в медицинский справочник и сразу все понял
– возможно, даже лучше самих врачей, недаром он воевал. Иногда девочке не
хватало слов. Ее это не удручало; она стояла посреди комнаты и беззвучно
шевелила губами. А иногда у нее вдруг вылетало не то слово. «Что-то мне не
нравится это платье. Лучше бы соломенное». Случалось, она себя мимоходом
поправляла – «я имела в виду зеленое», – но чаще всего оговорка оставалась
незамеченной.
Справочник определял афазию как забывчивость, вызванную
нарушением мозговой деятельности. Врачи, наблюдавшие Чарли, бросились химичить.
Оразин заменили валиумом – никакого улучшения. Соединили валиум с оразином –
эффект оказался неожиданным: Чарли начинала плакать, слезы лились и лились,
пока не прекращалось действие препарата. Опробовали какое-то новое средство,
комбинацию транквилизатора и легкого галлюциногена, и поначалу дело пошло на
лад. Но неожиданно она покрылась сыпью, стала заикаться. В конце концов
вернулись к оразину и усилили наблюдение на тот случай, если афазия будет
прогрессировать.
Горы бумаги были исписаны по поводу ее неустойчивой психики,
а также того, что психиатры окрестили «конфликтной установкой на пожар» – проще
сказать, противоречие между требованием отца: «Не делай этого!» – и
настойчивыми просьбами сотрудников Конторы: «Сделай...» И вдобавок чувство вины
в связи с происшествием на ферме Мэндерсов.
Рэйнберд все это отмел с порога. Дело не в наркотиках, и не
в том, что ее держат под замком и глаз с нее не спускают, и не в разлуке с
отцом. Она крепкий орешек, вот и все объяснение. В какой-то момент она решила,
что не будет с ними сотрудничать, ни при каких обстоятельствах. И баста.
Инцидент исчерпан. Психиатры будут показывать ей свои картинки до посинения,
будут колдовать над лекарствами и прятать в бороды тяжелые вздохи – как,
дескать, непросто должным образом накачать восьмилетнюю девочку. Стопка отчетов
на столе у Кэпа будет расти, сводя его с ума. А Чарли Макги будет стоять на
своем.
Рэйнберд предвидел это так же ясно, как грозу сегодня утром.
И восхищался девочкой. По ее прихоти вся свора крутится волчком, пытаясь
поймать свой хвост, и если ждать у моря погоды, они будут крутиться до дн
благодарения, а то и до рождества. Но бесконечно так продолжаться не может,
это-то и тревожило Джона Рэйнберда.
Раммаден, ас-взломщик, рассказал им как-то занятную историю
про двух воров: пронюхав, что из-за снежных заносов инкассаторская машина не
смогла забрать недельную выручку, они проникли в супермаркет в пятницу вечером.
Замок у сейфа оказался цилиндровым. Они попытались рассверлить цифровой
циферблат – не удалось. Попытались снять слой за слоем заднюю стенку, но и
уголка не сумели отогнуть. Кончилось тем, что они взорвали сейф. Результат
превзошел все ожидания. Сейф открылся... даже больше, чем нужно, если судить по
его содержимому. От денег остались только обгорелые клочки, какие можно увидеть
на прилавке среди нумизматических раритетов.
– Все дело в том, – закончил Раммаден своим сухим свистящим
голосом, – что эти двое не победили сейф. Вся штука в том, чтобы победить сейф.
А победить его – значит унести его содержимое в целости и сохранности, уловили
суть? Они переложили начинки, и плакали денежки. Они сваляли дурака, и сейф
победил их.
Рэйнберд уловил суть.
Шестьдесят с лишним выпускников колледжей занимались
девочкой, а в конечном счете все сводилось к одному – вскрыть сейф. Пытаясь
рассверлить шифр Чарли, они прибегли к наркотикам, целая футбольная команда
психиатров потела над «конфликтной установкой на пожар», и все это не стоило
ломаного гроша, потому что они упорно тщились снять заднюю стенку сейфа.
Рэйнберд вошел в сборный домик, вытащил из ящика свою
регистрационную карточку и отметил время прихода. Т. В. Нортон, начальник
смены, оторвалс от книги в бумажной обложке.
– Зря ты так рано, парень. Сверхурочных не получишь.
– А вдруг? – сказал Рэйнберд.
– Никаких вдруг. – Нортон смотрел на него с вызовом,
преисполненный мрачной уверенности в своей почти божественной непогрешимости,
что так часто отличает мелкого чиновника.
Рэйнберд потупился и подошел к доске объявлений. Вчера
команда уборщиков выиграла в кегельбане. Кто-то продавал «2 хорошие б/у
стиральные машины». Официальное предписание гласило, что «все рабочие, прежде
чем выйти отсюда, должны вымыть руки».
– Похоже, будет дождь, – сказал Рэйнберд, стоя спиной к
Нортону.
– Не болтай ерунду, индеец, – отозвался тот. – И вообще
двигай отсюда. Меньше народу, больше кислороду.
– Да, босс, – согласился Рэйнберд. – Я только отметиться.
– В следующий раз отмечайся, когда положено.
– Да, босс, – снова согласился Рэйнберд, уже идя к выходу и
мельком бросив взгляд на розоватую шею Нортона, на мягкую складочку под самой
скулой. Интересно, успеешь ли ты крикнуть, босс? Успеешь ли ты крикнуть, если я
воткну указательный палец в это место? Как вертел в кусок мяса. Что скажешь...
босс?
Он вышел в волглый зной. Тучи, провисшие под тяжестью влаги,
успели подползти ближе. Гроза намечалась нешуточная. Проворчал гром, пока в
отдалении.
Вот и особняк. Сейчас Рэйнберд зайдет с бокового входа, минует
помещение бывшей кладовки и спустится лифтом на четыре этажа. Сегодня ему
предстоит вымыть и натереть полы в квартирке Чарли: хорошая возможность
понаблюдать за девочкой. Нельзя сказать, чтобы она наотрез отказывалась с ним
разговаривать, нет. Просто она, черт возьми, держала его на расстоянии. А он
пытался снять заднюю стенку сейфа на свой манер: если только она посмеется,
разок посмеется с ним вместе над шуточкой в адрес Конторы, – это все равно что
отогнуть уголок сейфа. И тогда он подденет его зубилом. Одна улыбка. И тогда
они сроднятся, образуют партию, что собралась на свой тайный съезд. Двое против
всех.
