Манера говорить у Кэпа была мягкой, располагающей, и это
сразу ее насторожило.
Хокстеттер, сказал он, озабочен тем, что она объявила о
своем отказе участвовать в тестах, пока не увидится с отцом. Чарли подтвердила
это и замолчала, как в рот воды набрала... в основном от страха. Только начни
спорить с такой лисой, через пять минут твои доводы рухнут, и черное
представится белым, а белое черным. Уж лучше упереться рогом. Надежнее. Но ее
ждала неожиданность.
– Что ж, это твое право, – сказал он. Видимо, лицо у нее
вытянулось от изумления, потому что Кэп рассмеялся. – Придется кое-что утрясти,
но в принципе...
При словах «кое-что утрясти» она снова набычилась.
– Никаких больше тестов. Никаких поджогов. Хоть десять лет
утрясайте.
– Ну, так много времени, я думаю, не понадобится, – сказал
он, ничуть не обидевшись. – Просто я должен, Чарли, кое с кем это согласовать.
К тому же бумажной волокиты у нас тут хватает. Но пока я буду все устраивать,
ты можешь ничего не зажигать. Даже свечку.
– Я и не хочу, – сказала она с металлом в голосе, не веря ни
одному его слову, не веря, что он что-то устроит. – И нс буду.
– Я постараюсь все уладить... к среде. Да-да, к среде я все
улажу.
Вдруг он замолчал. Он склонил голову набок, словно
прислушиваясь к тому, чего не могла слышать она, не будучи настроена на эту
волну. Чарли озадаченно смотрела на него и уже собиралась спросить, что с ним,
но вовремя прикусила язык. В том, как он сидел, было что-то... знакомое.
– Значит, в среду я его увижу? – робко спросила она.
– По-видимому, – ответил Кэп. Он поерзал на стуле и тяжело
вздохнул. Их взгляды встретились, и на губах Кэпа появилась растерянная
улыбка... тоже знакомая. Ни к селу ни к городу он вдруг сказал: – Говорят, твой
папа классно играет в гольф.
Чарли захлопала глазами. Насколько ей было известно, папа в
жизни не держал в руках клюшку. Она открыла рот, чтобы сказать это... и вдруг
до нее дошло, даже голова закружилась от внезапной догадки.
(мистер Мерль! в точности как мистер Мерль!)
Мистер Мерль был одним из папиных клиентов в Нью-Йорке.
Маленький невзрачный блондин, застенчивая улыбка, очки в розовой оправе. Ему
тоже, как и другим клиентам, недоставало верить в себя. Он работал не то в
страховой компании, не то в банке. Папа за него очень переживал. Все это –
«рикошет». Из-за того, что папа его подтолкнул. И еще этот рассказ, который он
когда-то прочел, там было что-то плохое. И вдруг мистер Мерль начал мучиться.
Папа сказал, что этот «рикошет» вылез из рассказа и давай прыгать в голове у мистера
Мерля, как теннисный мяч, только мяч бы потом остановился, а этот рассказ все
лез и лез ему в голову, совсем бы его скоро замучил. Чарли даже подумала: это
папа специально ей говорит «мистер Мерль замучается», а сам боится, что мистер
Мерль умрет. Поэтому он однажды попросил его задержаться и еще раз его
подтолкнул со словами: «Вы никогда не читали этот рассказ». И у мистера Мерля
сразу все прошло. Остается надеяться, сказал ей потом папа, что он никогда не
увидит фильм «Охотники за оленями». Что имелось в виду, она так и не узнала.
У мистера Мерля, пока папа ему не помог, вид был точно такой
же, как сейчас у Кэпа.
Сомнения отпали: ее отец подтолкнул этого человека. У Чарли
словно крылья выросли. Ничего не слышать о нем, кроме самых общих слов от Рэйнберда,
да и то изредка, не видеть его так долго, не знать, где он, и вдруг... странное
чувство – будто он в комнате, успокаивает ее, говорит, что он здесь, рядом.
Неожиданно Кэп поднялся.
– Ну, мне пора. Мы еще увидимся, Чарли. Ни о чем не
беспокойся:
Она хотела остановить его, расспросить об отце – где он, что
с ним, но язык прилип к гортани.
Кэп направился к выходу, остановился.
– Да, чуть не забыл. – Он пересек комнату, достал из
нагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Чарли. Онемевшая, она
взяла листок, бегло на него взглянула и спрятала в карман халатика. – Кстати,
когда будешь кататься верхом, берегись змей, – посоветовал он доверительно. –
Стоит лошади увидеть змею и она понесет. Проверено. У нее...
Не договорив, Кэп принялся тереть висок. Он как-то осунулся,
взгляд стал рассеянным. Потом он обреченно тряхнул головой. И, попрощавшись,
вышел.
Чарли так и застыла посреди комнаты. Затем она достала
записку, развернула, прочла... и все изменилось.
Чарленок!
Первое. Когда прочтешь, отправь это в унитаз, ладно?
Второе. Если все пойдет так, как я наметил (как мне хотелось
бы), в следующую среду нас здесь уже не будет. Записку передаст тебе наш
человек, хотя он сам об этом не подозревает... поняла?
Третье. В среду в час дня ты должна быть в конюшнях.
Придумай что хочешь – если надо, зажги для них еще один костер. Но ты должна
быть там.
Четвертое, самое главное. Не доверяй этому Джону Рэйнберду.
Мои слова могут тебя огорчить. Я знаю, ты ему верила. Но он очень опасный
человек, Чарли. Ты все приняла за чистую монету, оно и неудивительно, – по
словам Холлистера, это такой актер, хоть завтра Оскара давай. Так вот, он
командовал людьми, которые схватили нас у дома Грэнтера. Надеюсь, тебя это не
слишком огорчит, но, зная тебя, боюсь, что огорчит. Кому приятно узнать, что
тебя используют в своих целях. Чарли, запомни: если Рэйнберд появится, а скорее
всего он появится, очень важно, чтобы ты вела себя с ним так, будто ничего не
произошло. В среду он нам помешать не сможет.
Чарли, мы полетим в Лос-Анджелес или в Чикаго. Я, кажется,
придумал, как организовать пресс-конференцию. Я рассчитываю на помощь Квинси,
моего старого друга, который, наверное, пожалуй даже наверняка, вылетит нам
навстречу, надо только дать ему знать. А что такое пресс-конференция? Это
значит, что про нас узнает вся страна. Даже если они нас опять куда-нибудь
упрячут, по крайней мере мы будем вместе. Надеюсь, ты хочешь этого не меньше,
чем я.
Наше нынешнее положение можно было бы считать сносным, но
они заставляют тебя поджигать, преследуя самые гнусные цели. Если ты сейчас
думаешь, «ну вот, опять куда-то бежать», поверь мне, это в последний раз... и
мама, я уверен, сказала бы то же самое.
Я по тебе соскучился, Чарли, и очень тебя люблю.
Папа
Мало что от той ночи запомнилось. Запомнилось, что среди
ночи ей стало жарко, она встала и погасила жар. Смутно запомнился сон –
ощущение свободы,
(там впереди свет – там кончается лес и открывается равнина,
по которой Некромансер будет нести ее не зная устали)
