«…раньше, до аварии, синий форд» ехал за мной по улице, их
слежка была совершенно беззастенчивой. И за рулем всегда сидел Дж. М. Теперь я
вижу из окна, как знакомая машина приезжает, Дж. М, выходит и курит, облокотясь
на капот. Не узнать его невозможно…"
Синий «форд» — это, конечно, плод его больного воображения.
Но я так сочувствовала бедному Валентину Сергеевичу, что решила честно
прочитать всю тетрадку от корки до корки. Тем более что все равно делать было
нечего. Вот именно: в два часа ночи мне было совершенно нечего делать. Никто не
ждет меня, никто не придет в кабинет и не спросит: милая, что же тебе не спится,
болит что-нибудь или просто грустно? И как дошла я до жизни такой?
Ну уж это — оборот из моего любимого Бельмона. «Утраченная
добродетель»!
Пожалуй, лучше перейти к тетрадке. На первой странице был
нарисован домик с трубой, из которой идет дым, и два деревца рядом, а под ними
подпись детскими каракулями:
«Вот дом, который построил Джек».
М-нда-а, тяжелый случай. Господи, как жалко Валентина
Сергеевича! Кстати, жалость тоже раньше не входила в список качеств, которыми я
обладала. На следующей странице было намалевано нечто и вовсе несуразное, а
внизу опять-таки домик и подпись:
«А это пшеница, которая в темном чулане хранится, в доме,
который построил Джек».
И в самом уголке домика была стрелочка, обведенная в
кружочек. Дальше я пролистала несколько страниц, где было сказано и про синицу,
и про кота, и опять-таки нарисованы варианты различных домиков.
Очевидно, в детстве это стихотворение Маршака так глубоко
врезалось Валентину Сергеевичу в память, что он вспомнил его даже после аварии.
Наконец я дошла до ровно исписанных страниц. Было там и про синий «форд»,
который часто стоял под окном, и про таинственного Дж. М.
"…именно они преследовали меня раньше, до аварии.
Очевидно, авария — тоже их рук дело. Но почему они так поспешили?
Дж. М, даже не делал попытки изменить свою внешность. Но
главный в этой преступной группировке не он, а человек с нависшими бровями.
Брежневские брови"…
Но на этом его сходство с покойным генсеком заканчивается. У
этого волосы достаточно длинные, но жидкие, гладко зачесанные, глаза маленькие
и очень близко посажены, так что иногда кажется, что они могут скатиться по
носу. Нос длинный, и рот с плотно сжатыми узкими губами. Выглядит он как злодей
в оперетте, но таковым в жизни и является. Теперь мне уже не страшно.
Что они могут мне сделать? Все плохое уже случилось. Да и
раньше я боялся не за свою жизнь, потому что мало осталось, и Тебя со мной уже
нет… Странно, я всегда думал, что я уйду первым, все-таки десять лет разницы.
Но Бог рассудил иначе. Но я не отчаиваюсь, все равно, скоро
мы вместе. А им никогда не найти…"
Дальше было такое впечатление, что пишущая рука сделала
зигзаг, и потом опять пошли каракули. Очевидно, просветление закончилось. Я
перечитала несколько листков еще раз. Если это бред, а это несомненно бред
больного человека, то достаточно логичный. Он вспоминал маму, обращался к ней с
такой любовью и тоской…
Но мания преследования налицо. Кто мог следить за пожилым
человеком и желать ему зла? Особенно потом, после аварии. Да, кстати, авария.
Что-то там говорила следователь про угнанную машину? Ай, да какая теперь
разница. Валентина Сергеевича все равно нет в живых. И я перевернула страницу.
Дальше был опять сплошной Маршак.
«Вот дом, который построил Джек».
На это раз дом был нарисован другой — двухэтажный, с
крыльцом-портиком, который поддерживали две деревянные резные колонны, а сбоку
была деревянная же башня аж в три этажа. Симпатичный такой домик.
Дальше опять шли стихи, но дома рядом не было. И все то же
самое:
«Дом, который построил Джек, а вот страница, которая в
темном чулане хранится в доме, который…» и так далее.
.Синица, пшеница, страница… — старик определенно
заговаривался, если можно так выразиться про человека, который вообще молчал
четыре месяца. Надо пролистать тетрадь до конца и убрать подальше, нет сил
наблюдать деградацию личности. Я вспомнила, как профессор, друг Валентина
Сергеевича, бормотал со слезами на глазах: «Пропала, пропала голова», — и
поняла, почему никто из сотрудников не навещал Валентина Сергеевича: им, кто
знал его как человека блестящего ума, невыносимо было видеть его жалкого,
потерянного, не сознающего, кто он. Так что там дальше про Джека?
«Вот коробка, в которой страница, которая в темном чулане
хранится, в доме, который построил Джек».
Очень складно, не хуже, чем у Маршака;
Я перевернула страницу.
«А вот ленивый и толстый пес без хвоста…»
Дальше были сплошные рисунки, изображающие Горация. Вот
Гораций спит, положив голову на лапы, вот сидит, улыбаясь слюнявой мордой, а
вот ест суп из здоровенной миски, вид сзади. Действительно, пес без хвоста,
потому что тот симпатичный обрубочек, что у него сзади, хвостом считать нельзя.
И что мы имеем в итоге?
"А вот человек, одинокий и старый,
Который гуляет с псом этим парой,
Который совсем не имеет хвоста,
Но по характеру очень неробкий.
Интересуется желтой коробкой,
В которой находится в папке страница,
Которая в темном чулане хранится,
В доме, который построил Джек".
И дальше опять пошли сплошные каракули. Я посидела еще немного,
тупо пялясь в тетрадку, а потом пошла спать, предварительно запрятав ее
подальше в ящик, решив, что подумаю над этим на свежую голову.
Разбудил меня телефонный звонок. Хорошо, что не в дверь
ломятся, а то я уже привыкла, что покоя не дают. Телефон звонил настойчиво, и
пришлось встать.
Звонила следователь, фамилия ее была Громова. Она требовала,
чтобы я пришла к ней сегодня в два часа дня на предмет дачи свидетельских
показаний о смерти Плойкиной Л. С.
— А сейчас сколько времени? — слабым голосом спросила
я.
— Сейчас восемь тридцать, — железным голосом
отчеканила следовательница. — Я специально позвонила пораньше, чтобы вы не
ушли на работу.
Значит, этот козел Мехреньгин телефон следователю мой дал, а
сказать, что я работаю дома, не удосужился. И теперь ни свет ни заря… Да ладно,
все равно нужно вести на прогулку свое сокровище.
— Буду, — буркнула я в трубку и отключилась.
Выглянув в окно, чтобы узнать, какая нынче погода, я
увидела, как из подъезда выходит белобрысый сосед с шестого этажа. На улице шел
дождь, сегодня на нем было темное пальто, достаточно дорогое и элегантное.
