Но хватит пялиться на чужие пальто', ни к чему хорошему это
не приводит. Настроение было хуже некуда. Во-первых, я не выспалась, потому что
полночи просидела в кабинете, во-вторых — сегодня опять не удастся толком
поработать над Бельмоном, потому что придется тащиться к следователю Громовой.
Я узнала ее по голосу. Это она звонила мне тогда по поводу Валентина
Сергеевича.
Кстати и выясним, нашли ли ту угнанную машину, так, для
разговора. И если выскочить с Горацием ненадолго, то потом я смогу выкроить
часа два на Бельмона, как раз закончу третью главу. Но и в этот раз мои
намерения пошли прахом, потому что когда мы с Горацием подходили к дому, то
увидели знакомую голубую «девятку», и из нее вышел мой второй муж Евгений.
— Редко заходишь! — приветствовала я его, а про
себя добавила: «Отлыниваешь от дежурства».
Евгений не уловил сарказма в моем голосе, он вообще ко всему
относился очень серьезно. Примером тому может служить его имя. «Меня зовут
Евгений», — представился он мне в свое время при первом знакомстве.
И в дальнейшем вежливо, но твердо пресекал мои попытки
называть его Женей, Женечкой и Жекой.
«Ведь невозможно представить себе, чтобы Евгения Онегина
звали Женькой, — говорил он строго. — Есть имя — Евгений, запомни,
это очень важно».
Я запомнила и так прониклась важностью момента, что даже
решила выйти за Евгения замуж. Скорее всего только потому, что он был полной
противоположностью Артему — невысокий, худой, безукоризненно вежливый и страшно
серьезный. Он очень любил рассуждать о смысле жизни, о месте человека среди
себе подобных и так далее. А еще он очень любил выяснять отношения. В течение
первого года нашей совместной жизни он так часто объяснял, что он ко мне
чувствует, что мне это надоело. Однако года четыре мы с ним продержались. После
развода Евгений больше не женился, он увлекся восточной философией,
эзотерической литературой и трудами разных шарлатанов с индийскими фамилиями.
Евгений запер машину, пренебрежительно отмахнулся от Горация
и протянул мне пачку книг.
— Ты обязательно должна это прочесть!
— Господи помилуй! «Дао самосовершенствования — путь к
твоему внутреннему Катманду»! — прочитала я на обложке. — Зачем мне
это?
— Ты не понимаешь. Это восстановит карму, — твердо
ответил он. — У тебя очень плохая карма, нарушенная, тебе нужна новая.
— Чем же она так плоха? — Я пожала плечами. —
По-моему, еще вполне ничего, можно немного походить. Знаешь ведь, как я не
люблю резко что-то менять. Я к новой карме могу не привыкнуть.
Видя, что он смотрит на меня по-прежнему строго и серьезно,
я рискнула продолжить.
— К тому же вдруг новая карма будет узка мне в бедрах
или жать под мышками?
— Ты все шутишь, — покорно произнес он, — а
ведь я говорю совершенно серьезно.
— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула я. — Ты
всегда говоришь совершенно серьезно.
— Да, и вот еще — тибетский чай.
Я понюхала пакетик — пахло ужасно.
— Этим что — тараканов морят?
— Это пьют, — твердо ответил он, — а кофе и
чай выброси.
— Да-да, — вздохнула я, — обязательно.
С Евгением лучше не спорить, а то он никогда не уйдет. Он
поднялся со мной наверх, причем не позволил ехать в лифте, а заставил тащиться
пешком на четвертый этаж.
— Ты бы хоть собаку пожалел, — твердила я,
запыхавшись, но Евгений был неумолим.
В квартире Гораций сразу же уполз подальше, а я хотела было
прошмыгнуть в ванную, но не тут-то было.
— Сейчас я помогу тебе снять напряжение! — заявил
Евгений. — Нужно еще карму выправить, но этим мы займемся позже.
Я взглянула на часы — прощай, Бельмон!
— Встань посредине комнаты босиком и подними
руки! — скомандовал Евгений и открыл окно настежь.
Мне было очень стыдно стоять, как дура, босиком, с поднятыми
руками, но не хотелось ругаться с утра пораньше — А теперь скажи на выдохе
"О"!
— О-о! — простонала я.
— Ну что, прошло напряжение?
Напряжение, может, и прошло, но во мне разрасталась жуткая
злость. Что же это такое?
Когда они все оставят меня в покое? Нет, так жить нельзя,
нужно срочно принимать меры.
— А теперь мы выпьем тибетского чаю, — гнул свою
линию Евгений.
— Только если потом ты отвезешь меня куда скажу!
— Ладно, — он согласился.
Жидкость была бурого цвета и пахла клопами.
— Ты уверен, что у меня не будет расстройства
желудка? — опасливо спросила я. — Видишь ли, мне сегодня нужно в
такое место… Будет очень неудобно.
— Ты должна выпить! — не отставал он.
Пообещав себе в ближайшее время разобраться со всеми мужьями
оптом, я выпила.
Евгений, кажется, сам удивился, как это ему удалось меня
заставить, и пока великодушно решил не трогать мою карму.
К следователю Громовой я приехала раньше назначенного срока
и полчаса томилась в коридоре.
Кабинет был хорошо проветрен и достаточно просторен. Мебель
хоть и старая советская, но не обшарпанная. Дама-следователь выглядела очень
представительно, в строгом сером костюме. Приглядевшись, я с некоторым
удивлением обнаружила, что костюм достаточно дорогой и неплохо сидит.
— Меня зовут Громова Анна Николаевна, — сказала
она и сняла очки в красивой оправе.
Обычно очки человека делают старше и солиднее, но тут
наоборот. Очки скрывали морщины и выражение маленьких глаз. А выражение это
было, прямо скажем, не очень приветливое. Но, возможно, это у нее такая манера.
Громова задала мне дежурные вопросы, для протокола, а потом
я сама честно рассказала ей про Луизу, зачем она ко мне ходила и почему
оказалась в нашем районе довольно поздно.
— Да, вот именно, — оживилась следователь, —
почему она пришла так поздно?
Обычно пожилые люди стараются не выходить из дома в темноте.
Времени у них много, стараются все дела сделать днем.
— Вы хотите сказать, что Луиза… Семеновна не работала?
— Она была на пенсии, но, согласно показаниям соседки
по коммунальной квартире, дежурила на телефоне в Речном экипаже, через два дня
на третий по двенадцать часов.
Я помолчала. Обычная работа для нестарой пенсионерки —
дежурство на телефоне.
Но это дежурство как-то не укладывалось в моей голове с
написанием монографии.
— И кстати, — продолжала Громова, — в
коммунальной квартире, знаете ли, телефон стоит в коридоре, и соседи
прослушивают разговоры друг друга. Так вот, соседка Плойкиной утверждает, что
двадцать четвертого сентября утром, в тот день, когда ее убили, Луиза Семеновна
разговаривала с вами по телефону.
