— Что вам нужно? — спросила она хриплым от
страдания голосом.
— Что вы сделали с Марией? — вопросом на вопрос
ответил глуховатый мужской голос на том конце провода.
— С какой.., с какой Марией? — переспросила
Романцова, холодея от страха и понимая уже о ком идет речь. — Ведь у ее..,
у нее никого не было?
— Никого… — как эхо отозвался мужской голос, —
никого, кроме меня… И я ей не смог помочь, меня не было рядом… Что вы с ней
сделали?
Романцова снова швырнула трубку и выскочила из кухни. Она не
могла оставаться на месте, ею овладело болезненное беспокойство. Она немедленно
должна была что-то сделать, дать выход этому беспокойству.
Кто этот человек? Как он нашел ее? Откуда он взялся?
Он не мог ее отыскать, скорее всего, это не живой человек, а
плод ее больного воображения, порождение ее мозга, измученного непосильными
нагрузками и приемом проклятого препарата, такой же призрак, как лица на стенах
кухни… Те, кто видел ее, все мертвы. Единственно внушала опасения та глупая
баба с собакой, любовница немца…
Только она может опознать Романцову, все остальные убиты,
погибли и уже не смогут причинить вреда, а с той кретинкой надо разобраться…
Романцова лихорадочно носилась по квартире. Она оделась,
взяла необходимые вещи и выбежала на улицу. Махнув рукой первому попавшемуся
частнику, она произнесла:
— К Сосновскому парку.
Она не видела улиц, по которым вез ее частник, полностью
погруженная в свои внутренние дебри, в страх и беспокойство. Она не заметила,
что от самого ее дома их машину преследует белая «восьмерка» — обычная
профессиональная осторожность полностью изменила Александре Петровне. Водитель
с опаской косился на странную пассажирку с лихорадочно блестящими глазами,
которая бормотала что-то, разговаривая сама с собой.
Водитель посчитал ее наркоманкой, довез до Сосновки, получил
деньги и уехал быстрей, от греха подальше. Когда машина скрылась из виду,
Александра Петровна огляделась и увидела, что ее высадили у дальнего края
парка, и теперь придется пересечь Сосновку, чтобы оказаться у нужного дома.
Она углубилась в парк, безотчетное беспокойство гнало ее
вперед, она шла очень быстро, не разбирая дороги, иногда сходя с аллей и
тропинок, продираясь прямо сквозь кусты. Запыхавшись от быстрой ходьбы,
Романцова вышла из зарослей на большое открытое пространство. Перед нею стоял
старый деревянный дом с башенкой, окруженный высоким забором. Сзади послышались
шаги, кто-то шел, как она, продираясь прямо через кусты. Страх снова охватил
все ее существо, она заметила обострившимся от страха зрением, что одна из
досок забора отодвигается, и протиснулась внутрь. Шаги преследователя звучали
ясно за забором. Романцова решила спрятаться в доме, но окна и двери были
заколочены досками крест-накрест. Александра Петровна боязливо огляделась и
заметила невдалеке от крыльца небольшое открытое подвальное окошко. Рядом
валялась оторванная ставня.
Из-за угла дома показалась мужская фигура. Романцова
подбежала к открытому окну, но лезть в него побоялась — подвал казался темным и
глубоким, а еще ей страшно было повернуться к преследователю спиной.
Она остановилась, повернувшись лицом к нему, безвольно
ожидая встречи с неизвестным. Это был высокий плечистый мужчина средних лет.
Длинное энергичное лицо его — из тех, которые в шутку называют
лошадиными, — не портила трагическая складка у рта и коротко стриженные
седые волосы. Приближаясь к Романцовой, он посмотрел на нее, как на ядовитое
насекомое, и задал тот же вопрос:
— Что вы сделали с Машей?
Романцова вспомнила, что, лихорадочно собираясь, она взяла с
собой пистолет и ощутила в кармане его успокаивающую тяжесть.
Переведя дыхание, она вынула пистолет из кармана и подняла
трясущейся рукой. Мужчина же не обратил на оружие никакого внимания. Он не
сводил с Романцовой полных горячего страдания глаз и повторял:
— Что вы с ней сделали?
Романцова не могла смотреть ему в глаза, это причиняло ей
невыносимую физическую боль. Отведя взгляд, она неслышно проговорила:
— Я не знаю… Виктор взял это на себя…
Во всяком случае ее уже нет… И Виктора тоже… И Андрея… Чего
же вы хотите от меня?
Мужчина подходил к ней все ближе и ближе. Казалось, его
глаза насквозь прожигают ее кожу. Александра Петровна, собрав остатки воли,
подняла выше пистолет и нажала на спуск.
В напряженной тишине громко прозвучал сухой щелчок осечки.
Пятясь назад, Романцова оступилась и упала спиной в подвальное окошко.
Высокий седой мужчина подошел к окну и посветил вниз
фонариком. Неестественная поза, в которой распласталось на каменном полу
женское тело, угол, под которым была повернута голова, не оставляли сомнений:
женщина была мертва. Она лежала на полу, как сломанная кукла.
* * *
— Лариса, иди сюда! — Эрик звал меня на кухню
каким-то приглушенным голосом.
Я подкралась тихонько и увидела сидящего посредине кухни
Горация, умильно уставившегося на холодильник.
— Ну и что? — начала было я. — Что тут такого
странного? — Но Эрик привлек меня к себе и зажал рот.
— Смотри дальше, — шепнул он.
Дверца холодильника чмокнула и начала открываться, а Гораций
продолжал сидеть на полу, не приближаясь к холодильнику. Чудеса, да и только!
— Я давно за ним замечаю, — шептал Эрик, —
еще когда тебя похитили, он у Артема бутерброд спер путем телекинеза — двигал
его по столу. Я тогда думал, что рехнулся малость от переживаний за тебя, а
теперь и ты свидетель.
— Слушай, я совсем забыла, — я чуть не хлопнула
себя по лбу, — он же съел тогда львиную долю порошка! Это случайно вышло.
Но ведь в записках Валентина Сергеевича сказано, что препарат действует всего
несколько часов. Со мной ведь так и было!
А с тех пор, как Гораций съел порошок, прошло три дня.
— Замок, что ли, на холодильник привесить, —
размышлял Эрик.
— Может, пройдет, — я с сомнением глядела на
Горация.
— К тому времени, когда мы вернемся, возможно и
пройдет.
— Когда мы вернемся? — переспросила я. —
Откуда вернемся?
— Видишь ли, после всего, что со мной случилось, мой
друг-немец решил, что мне срочно нужно отдохнуть. И разрешил мне в течение
месяца пользоваться его домиком вблизи Бокэра, это на юге Франции. Месяц я не
могу себе позволить, но недельки три…
Домик — это я поскромничал, там вполне приличный дом,
большой. На двоих места хватит.
— И ты думаешь, что я так сразу и соглашусь? —
начала было я заводиться.
— Разумеется, согласишься, — спокойно ответил
Эрик, — у тебя нет причин отказываться. Насчет Горация я договорился с
Олегом, он возьмет его на это время к себе, только нужно предупредить, что
Гораций открывает холодильник.
