– Я смотрю, ты не слишком переживаешь из-за этого, – начал Ричард, подтверждая ее опасения. Большинство женщин, окажись они на твоем месте, уже давно впали бы в истерику.
– Не понимаю, чем может помочь истерика, ответила Джинни. Предполагалось, что фраза прозвучит спокойно и ровно. Мудрая мысль опытной женщины, которая полностью контролирует свою жизнь. Но прозвучала она как попытка защититься.
– Конечно, ничем, – согласился Ричард. – Но это естественная реакция. И тут нечего стыдиться. Разве ты не боишься, что наш пушистый малыш проголодается?
Наконец Джинни поняла, что он изо всех сил пытается спровоцировать ее. Чтобы его гостья почувствовала себя бессердечной и равнодушной. Но она-то знала, что ни одно из этих качеств ей не присуще. Если бы Гектор существовал на самом деле, она покупала бы ему сколько угодно винограда, орехов и всего, что он только пожелает. И – странное дело – от такой мысли ей стало проще возразить на его обвинения.
– Ни капельки не боюсь, – спокойно парировала девушка. – В Лондоне, мне кажется, ни одного хомяка не кормят так хорошо, как Гектора. – Этого он опровергнуть не сможет. – У него шелковистая шерстка, острый глаз…
– Да и скорость развивает такую, что ему позавидовал бы любой чемпион Олимпийских игр по бегу с барьерами.
– Вот именно.
– Разве для поддержания подобной активности не требуется постоянное питание?
Ричард начинал всерьез раздражать ее.
– Чем сильнее он проголодается, тем быстрее выйдет на твою наживку, – ответила Джинни, почти сквозь зубы, которые еще не были плотно сжаты, но уже приближались к этому.
– До сей поры он не проявил особенного интереса к нашему яблоку.
Ей начало казаться, что это ее ловят на живца.
– Ну, – с сомнением в голосе начала девушка. Яблоко-то красное. А Гектор предпочитает зеленые, твердые. – Господи, что она несет?
– Неужели?
В его глазах отражалось пламя свечей и еще что-то… Словно он искал подвох в каждом ее слове, в каждом взгляде. И снова ей показалось, что она идет по льду, такому тонкому, что его можно растопить одним теплым дыханием.
– Сколько ему лет?
– Два года, – отозвалась Джинни, назвав первую подвернувшуюся цифру. – С небольшим.
– Это много для хомяка?
– Не мало, – согласилась она скорее с надеждой, чем с убежденностью, поскольку не имела ни малейшего представления о том, сколько обычно живут хомяки. Следовало заранее подготовиться, прежде чем пускаться в эту аферу, пожурила себя девушка. Впрочем, ей и в голову не могло прийти, что придется вступить в серьезную дискуссию по данному вопросу. На самом деле, эта ситуация вообще вышла из-под контроля. Вдруг ее осенило, к чему он клонит. – Ты думаешь, он уже… умер, да?
Не обязательно было выглядеть такой потрясенной. Но именно так она и выглядела, сжимая зубы, чтобы сдержать готовый вырваться наружу стон.
Как же получилось, что она сказала такую несусветную глупость?
Не успеешь оглянуться, а он уже начнет петь заупокойную молитву и поднимет бокал в память о бедняге Гекторе…
Нет, нужно поскорее уносить отсюда ноги, пока этот фарс не зашел слишком далеко. Первым делом она положит записку под его дверь. Панике конец.
Гектор обнаружен живой и невредимый. Ведь он вполне мог незаметно проскочить обратно, когда она с таким трудом продиралась сквозь живую изгородь… Вернулся домой, покушал и решил хорошенько выспаться после столь больших физических нагрузок… Вполне правдоподобно.
– Все было замечательно, – начала она издалека. – Отличная еда, прекрасное вино, приятная компания, но теперь мне пора идти. – Джинни не стала ждать, пока Ричард начнет уговаривать ее остаться, и быстро вскочила на ноги. – Ой!
Она была приучена к диванам. И чем он больше и мягче – тем лучше. А от сидения на полу по-японски, на коленях, у нее затекли ноги, поэтому девушка тут же упала обратно на подушку, не успев толком подняться. Но уже без всякой грации. Да еще опрокинув при этом бокал, поскольку размахивала руками, пытаясь за что-нибудь схватиться.
Ричард оказался рядом моментально.
– Ушиблась?
– Нет. Пострадало лишь мое достоинство, хмуро пошутила она, проглотив стон и выдавив из себя улыбку. – Сейчас посижу минутку, чтобы кровообращение восстановилось, и снова попробую встать.
Джинни принялась яростно тереть ногу, чтобы ускорить процесс, но Ричард остановил ее.
– Не дергайся и откинься назад.
– Да все со мной в порядке, – поспешно заверила она, не собираясь слушаться его. Еще не хватало! Если надо, она уползет отсюда. Джинни уже начала мысленно приказывать ногам, чтобы те перестали вести себя как пара никчемных деревяшек и начали делать то, что положено, как он пробежал пальцами по ее икрам.
– С тобой все будет в порядке, если ты откинешься назад и позволишь мне наладить твое кровообращение.
Откинуться – так откинуться. Пожалуйста. И почему она так разволновалась? Он всего лишь пытается быть любезным – и только. А то, что он поцеловал ее – всего один раз, еще ничего не значит.
Если бы ему тогда понравилось, он бы поцеловал ее еще раз.
Однако когда он упер ее ступню в свою грудь и начал растирать лодыжку, Джинни сжалась.
– Я все время забываю, что сидеть в такой позе, не имея привычки или соответствующей подготовки, очень тяжело, – спокойно заметил Ричард и взглянул на нее.
Так спокойно, что она устыдилась своих глупых мыслей. Напридумывала не весть что, а он просто решил помочь из вежливости. И вовсе не собирался набрасываться на нее, как только она ляжет. Для подобных забав у него есть длинноногая красотка.
Всегда готовая, всегда жаждущая…
Хватит!
– Ну как? Лучше? – заботливо поинтересовался Ричард через некоторое время.
– Да, – только и смогла вымолвить она, пока он медленно массировал ее ногу, поднимаясь все выше.
Лучше – это еще слабо сказано.
Ричард уже дошел до ее колена. И другая часть ее разума, та, которая заставляла щеки краснеть, колени подгибаться, сердце – прыгать в груди, а саму Джинни мысленно повторять «коснись меня», совершенно вышла из-под контроля. И только подзадоривала: «Откинься и насладись».
Да, пожалуй, ей больше хотелось послушаться этой рекомендации.
Ричард поднял на нее глаза.
– Тебе больно?
Девушка моргнула. Она что, стонала вслух?
Нельзя так расслабляться!
– Нет, – пробормотала Джинни и поспешила объяснить на тот случай, если она действительно стонала, потому что не хотела, чтобы он подумал, будто это были вздохи от удовольствия:
