– Собирайте ее срочно, в реанимации уже ждут!
Одевала Лену свекровь, сама она не могла пошевелиться. Ее
вынесли на носилках муж и шофер «скорой». Муж поехал с ними, свекровь тоже
втиснулась, Альку забрала соседка. В больнице их ждали, бегом выкатили каталку,
подняли в лифте к реанимации. Лену быстро раздели, подключили какие-то приборы.
Высокий темноглазый доктор в так идущей всем мужчинам-врачам белой шапочке взял
Лену за руку, посчитал пульс, ласково попросил:
– Ты не молчи, разговаривай со мной. Муж у тебя есть, дети?
Она стала рассказывать доктору, что есть муж, и сын Алька
четырех лет, и мама в Новгороде, а он в это время смотрел на приборы, считал
пульс, пока сестра делала укол, а потом еще один из маленькой ампулы, которую
принесли откуда-то сверху, из сейфа. Слабеющим языком Лена перечисляла доктору
родственников в Новгороде и до самого конца не поняла, что умирает.
Заведующий реанимационным отделением вышел в коридор, где на
скамейке сидели очень похожие друг на друга высокие, рослые парень и тетка.
– Ну что, доктор?
Он коротко ответил:
– Не спасли.
Парень обхватил голову руками с глухим стоном. Женщина
поднялась во весь рост, заговорила было зычно, как всегда:
– Да что же это, да вы же ее уморили, – но врач так
посмотрел на нее, что она прикусила язык на полуслове.
Доктор зашел в ординаторскую, поискал сигареты. Молоденькая
ординаторша вбежала следом.
– Юрий Михайлович, как же так, да отчего же она умерла?
Врач вдруг стукнул кулаком по столу, так что треснуло
стекло, и заорал:
– Да черт ее знает! Сам ничего не понимаю!
Павел Никандров закрыл дверь за последним родственником.
Наконец-то этот ужасный день закончился, поминки прошли. Мать с двумя тетками
гремела посудой на кухне. Специально не отпустила их, не хочет разговора. А
ему, Павлу, и нечего ей сказать. Как только сообщили им о смерти отца, мать
сразу же развила бешеную деятельность, устроила пышные похороны, только зачем
это все? Павел зашел в комнату к сестре. Там было темно.
– Маринка, ты спишь?
– Какое там! – Маринка подняла голову.
Он присел рядом, прикоснулся к мокрой подушке, погладил ее
по щеке.
– Ну хватит уже, заболеешь, если будешь столько плакать.
Она обняла его, уткнулась в плечо.
– Ох, Паша, какие же мы сволочи! Как же мы могли его до
этого довести!
– Но не мы же его из дому выгоняли, это он с матерью
поссорился.
– Теперь легче всего на нее все свалить. Ты вообще здесь не
живешь, я не вмешивалась, вот и получили. Подарок мне ко дню рождения. А
знаешь, он мне звонил ведь незадолго, за два дня до этого!
– Ну и о чем говорил?
– Да так, спрашивал, как живу и что хочу получить в подарок
ко дню рождения. А я говорю, ничего не надо, все у меня есть, а духи французские
«Пуазон» он ведь не потянет? А он говорит, отчего же, попробую, «Пуазон» так
«Пуазон». Ой, Паша, неужели он из-за этого? А мать в милиции сказала, что он
всегда был со странностями. Это же неправда, верно, он не сумасшедший?
– Ну ладно, ты успокойся, себя не вини, на тебя уж он, во
всяком случае, не обижался.
Но Маринка, не слушая его, опять уткнулась в подушку и
заревела.
Утром Надежда открыла дверь сектора, и в ноздри ей бросился
запах дыма. Молодые сотрудницы, собравшись кучкой, курили у раскрытого окна.
– Вы что это, девчонки, прямо в комнате? До курилки не
дойти? – строго спросила Надежда.
К ней подбежала заплаканная лаборантка Светка.
– Ой, Надежда Николаевна, Лена Трофимова умерла, сейчас
только муж звонил.
– Как умерла? Ее же вчера из больницы выписали, все в
порядке было!
– А вечером ей опять плохо стало, увезли в реанимацию, а там
она сразу и умерла. – Светка заревела снова.
– Да отчего же? – Надежда растерялась.
– Да никто не знает. Давление падало и падало. И никакие
лекарства не помогали. Когда в больницу увозили, шестьдесят на сорок давление
было.
– Ничего себе! Ой, девочки, дайте-ка и мне сигаретку!
Пришел Валя Голубев, потянул носом, но его сразу огорошили
новостью. Валя ругнулся матом, не стесняясь женщин, в последнее время от служебных
неприятностей манеры его резко ухудшились. Пообсуждали, поохали, опять заходили
соседи и знакомые, и опять похоронная карусель закружилась по новой.
* * *
Леонид Петрович Синицкий вышел из машины, запер двери,
включил сигнализацию и не спеша направился к проходной. У проходной его
окликнули, он обернулся и увидел, что его торопится догнать Сущенко. Тревожное
чувство шевельнулось у него где-то внизу живота, но Синицкий не придал этому
значения.
Аркадий Ильич Сущенко был интересной личностью. Давно уже, с
незапамятных времен, он был начальником отдела копирования. Там стояли огромные
машины, которые делали со схем синьки, кальки и так далее. Документации в
институте, да и во всем государстве, придавалось тогда огромное значение. Как
говаривал тот же Сущенко, не важно, что прибор не работает, главное, чтобы
документация была в порядке. Поэтому его машины исправно работали и
бесчисленные синьки и кальки рассылались во все концы страны, так как институт
тогда еще имел многочисленные межотраслевые связи. Копировальные машины так
устроены, что их надо промывать, а промывают такую технику, естественно,
спиртом. Из этого следует, что Сущенко был в институте очень уважаемым
человеком, потому что начальники-то в основном народ непьющий, а если кто и
попивает потихоньку, закрывшись в кабинете, то коньячок, а не спирт, но
начальникам надо было чинить автомобили, строить дачи и ремонтировать квартиры,
а без спирта в то время к рабочей братии и подступиться было нельзя.
Копировальные машины были сделаны в пятидесятые годы на совесть и работали без
промывки, а спирт уходил на дела более важные.
Время шло, институт хоть и бедствовал, но понемногу закупал
современную технику, но старые машины не ломались, и списать их было нельзя, а,
стало быть, спирт регулярно выписывался и получался на складе. И хоть рабочий
народ пошел нынче поприличнее и работу свою мерил не поллитрами, а деньгами,
Аркадий Ильич Сущенко не сдал свои позиции и по-прежнему был уважаемым
человеком.
У него был шикарный кабинет с мягкой мебелью и пушистым
ковром на полу, в кабинете сидели он и экономист отдела Лариса Павловна,
которую он высмотрел давно, лет десять назад, и приблизил к себе. Об их связи
знал весь институт, все уже привыкли и перестали обсуждать. Однако у Сущенко
была жена и взрослые уже дети, поэтому, для того чтобы встречаться, так
сказать, в личных целях, Сущенко снимал однокомнатную квартиру у метро
«Академическая». Встречаться у Ларисы они не могли, так как она жила с матерью
и сыном от первого брака. Именно этой квартирой пользовался и Синицкий, не
даром, конечно, а за деньги. Всем было удобно, только надо было следить, чтобы
женщины ненароком не столкнулись, а то пошли бы всякие сплетни да расспросы.
