— Привет, — бросил он.
— Привет.
— Кажется, я проспал двенадцать часов.
— Ты недалек от истины. Ты проснулся перед полуночью, выпил пол-литра воды и снова лег в постель.
— Я ничего не помню, — признался Джейк.
— Ты устал.
— Если я лежал в твоей постели и ничего не помню, дорогая, значит, мне действительно хотелось спать.
Эми внешне сохраняла полное спокойствие, но щекам ее стало горячо. Кровь Джейка тоже разгорелась, когда он представил себе то, что могло произойти между ними.
— Сейчас ты выглядишь лучше.
Джейк потрогал щеки.
— Я выгляжу ужасно. Мне нужно принять душ и побриться. Может, это оживит мою память?
Нежный румянец на щеках Эми стал ярче, и она отвернулась.
— Не забыл, где ванная? Первая дверь налево, — напомнила она после длительной паузы. Потом спросила: — Ты остаешься, Джейк? Надо предупредить Дороти относительно обеда…
— Тебе нужно, чтобы я остался?
Эми почувствовала волнение, удовольствие, радость. Он спрашивает, хочет ли она, чтобы он остался, значит, их отношения меняются к лучшему, хотя по-прежнему далеки от идеала.
— Нет, Джейк, — ответила она. — Как видишь, акт милосердия с твоей стороны совершенно не обязателен. — Она улыбнулась. — Ты желанный гость, но…
— Не обязателен… Ты уверена? Просто я никому не сообщил о возвращении. Были выходные… — Он взглянул на часы. — Мне надо появиться в офисе, прежде чем поползут слухи о том, что я пропал. Ты же знаешь, как бывает. Босс исчезает на целые сутки, и все думают, что компания переживает упадок, и начинают паниковать.
— Я понимаю. У тебя ответственность.
— У меня компания, Эми.
— Тебе нравится, когда за тобой присматривают.
Ответ, который она получила, удивил ее.
— Как и тебе, — отозвался Джейк.
— Нет… — заявила Эми. — Ну, может быть… Если хочешь перекусить перед уходом, Дороти тебя накормит.
— Эми… — Она продолжала пристально смотреть на монитор, но Джейк видел ее отражение на экране, быстрое сверкание глаз, выдававшее ее борьбу со слезами. — Все дело во мне. Ты все, на что может надеяться мужчина, чего он может желать…
— Если он способен на супружеские отношения…
— Ты не понимаешь…
— Не понимаю? — Эми повернулась. — Что бы с тобой ни случилось, как бы сильно ты ни был обижен, ты не должен позволить несчастью управлять твоей жизнью. Ты можешь измениться, взять свою жизнь в свои руки…
— Я держу свою жизнь в своих руках.
— Нет, дорогой, ты только так считаешь. Ты идешь по линии, прочерченной кем-то другим, но можешь сойти с нее, если только захочешь.
— Слишком поздно. Я такой, каким меня сделала судьба.
— Ты можешь быть кем захочешь. Выбор за тобой. Ты можешь быть мужчиной, который по прихоти судьбы создает ребенка. И ребенок для него — неудобство, которое следует отмести в сторону, забыть так же, как твои родители забыли тебя.
Джейк похолодел.
— Я никогда не забуду…
— Или ты можешь стать отцом.
— Что все это значит?
— Ты знаешь, — продолжала Эми. — В душе ты прекрасно знаешь, что отец — человек, держащий крохотную ручку, когда ребенок делает первые шаги. Отец всегда рядом. Он болеет за свою дочь на школьных соревнованиях и утешает ее, если она пришла к финишу последней. Отец беспокоится, когда дочь уходит на первое свидание с мальчиком, который — он уверен — разобьет ей сердце, потому что сам когда-то был таким же. И он готов поддержать ее, повести к алтарю в самый важный день ее жизни.
— Я ничего не знаю и не умею! Как научиться этому, когда рядом никогда никого не было?
— Только протяни руку, Джейк… и рядом появится человек, который научит что делать.
А если остаться с Эми? Тогда навсегда рухнет заботливо возведенная им стена. Остаться с ней все равно что шагать в темноту. Но никогда такая перспектива не казалась столь заманчивой. Или ужасающей.
Эми наблюдала за внутренней борьбой Джейка. Она видела эту борьбу в его глазах, потемневших от боли воспоминаний. Больная нога не позволяла ей подойти к нему, обнять и утешить. Надо было остаться в постели, дождаться его пробуждения, чтобы обнять его, показать, что любви не надо бояться, что это чувство не обкрадывает душу, а наполняет ее сладостью… Но захотел бы Джейк проснуться и обнаружить ее рядом?
Зазвонил стоящий рядом телефон. Эми схватила трубку:
— Да?
— Мисс Джонс? Это Мэгги Симонс, секретарь Джейка. Он куда-то исчез. Не могли бы вы подсказать, где он может находиться?
— Он у меня. — Она бросила трубку Джейку. — Звонок спас тебя. Это твоя секретарша. Тебя ищет внешний мир.
— Мэгги… Прошу прощения… Да, я знаю, что мне надо было оставить сообщение… Хорошо! Я выезжаю. — Он повесил трубку. Посмотрел на Эми. — Мне нужно ехать.
— Конечно, нужно. Ты найдешь номер местной фирмы такси в справочнике. — Голос Эми звучал живо, бодро. Мысленно расставшись с Джейком, она углубилась в изучение того, что было изображено на экране компьютера.
Когда Эми поступила так в первый раз, Джейк пришел в замешательство. Теперь же он точно знал, как тяжело дается ей такое поведение.
— Я вернусь, Эми. — (Пальцы Эми летали по клавиатуре. Она не обернулась.) — Я буду занят день-другой, но если тебе что-нибудь будет нужно только позвони. И не езди на автобусах. Пользуйся только такси. Я открою новый счет.
— Как легка должна быть жизнь, когда для того, чтобы решить все твои проблемы, ты можешь просто открыть счет и выписать чек в конце месяца!
Она наконец сбросила маску и показала ему частицу боли, которую он ей причинил, позволила ему увидеть гораздо больше, чем намеревалась.
— Я не могу обещать… — произнес Джейк жалкие, ничтожные слова, слова, которые он слышал все свое детство и которые въелись в его душу. — Но я постараюсь приехать в выходные.
Постараюсь? Эми услышала ничего не значащее слово и поняла, что наступил конец. Поняла, что Джейк уже ни на что не надеется. Что он уже почти ни во что не верит.
— Почему, Джейк?
На секунду мягкость ее голоса обманула его. Потом он понял, что Эми задала вопрос не случайно. Она больше не улыбалась. Молчание растягивалось и растягивалось, словно резиновая лента, которую тянут до тех пор, пока она не разорвется.
— Почему? — Джейк зря повторил вопрос.
— Если тебе так тяжело приезжать сюда, почему ты вообще даешь себе труд возвращаться?
Эми спокойно ждала ответа, настаивала на нем. В голове Джейка словно шумели зубцы шестеренок. Он знал, что должен сказать, но не мог.
