Ленка посочувствовала мне, но без пафоса, довольно
равнодушно. Мы не были с ней особенно близки. Вообще у меня в последнее время
как-то не стало подруг. Всех понемножку отвадил Роман. Он говорил, что если я
живу с ним, то и нечего тогда шастать где-то с подружками. И в доме он не любил
посторонних, а я стеснялась кого-то приводить, все же это не моя квартира… И
вот случилось несчастье, и мне просто не к кому обратиться хотя бы для того,
чтобы помогли найти работу.
Мы распрощались с Ленкой, и я пошла на троллейбус, несмотря
на довольно объемистый пакет с барахлом. Теперь нужно экономить деньги, не могу
раскатывать на частниках.
В троллейбусе народ давился, как ненормальный, несмотря на
то что до часа пик было еще далеко. Я следила, чтобы не порвался пакет, и в
результате, выйдя через пять остановок, обнаружила, что сумочка подозрительно
легка. Так и есть, «молния» была расстегнута, и кошелек исчез. А в нем — все
мои расчетные деньги и ключи от Роминой квартиры, те самые, которые я нашла в
кармане жакета и положила потом в кошелек. Ну, на ключи-то мне наплевать, у
меня еще одни есть, Ромины, да и эти-то сейчас не нужны. А если к тете Аре
вломятся воры, то так ей и надо, нечего было выгонять меня из квартиры. А вот
денег, конечно, жалко, потому что у меня их сейчас мало. Осталась пачка
долларов, которую я, естественно, оставила дома, да еще тысяча рублей из
хозяйственных денег. Вот уж точно настала для меня полоса невезения!
Я шла по улице в полной растерянности и смятении чувств и
едва не налетала на прохожих. Какой-то дядька средних лет, с трудом избежав
столкновения со мной, повертел пальцем у виска и высказался по поводу нынешней
молодежи, которая ходит с утра накурившись или нанюхавшись всякой дряни.
Но я на его слова не обратила никакого внимания.
И точно так же не обратила внимания на скрип тормозов
остановившейся возле меня машины.
И очень зря, поскольку из этой машины выскочил здоровенный
широкоплечий верзила и силой запихнул меня на заднее сиденье, несмотря на все
мои жалкие попытки сопротивляться и на удивление окружающих.
— Да что же это такое! — воскликнула я, когда
машина, взревев мощным мотором, сорвалась с места, унося меня в
неизвестность. — Уже среди белого дня людей похищают!
— Да нужна ты кому-то… — покосился сидевший рядом со
мной верзила. — Ты что, дочка нефтяного воротилы, чтобы тебя похищать?
Поговорят с тобой люди и отпустят!
— Хорошенький способ приглашать для разговора! —
возмутилась я.
Мой сосед ничего не ответил, и оставшуюся часть пути мы
проделали в полном молчании.
Минут через двадцать машина остановилась. Громила выбрался
из нее и придержал дверь. Трудно было понять, помогает он мне или следит, чтобы
я не сбежала, но выяснять я не стала.
Меня провели в роскошно отделанный подъезд с охранником и
видеосистемой наблюдения, подвели к лифту.
Коридор третьего этажа, куда мы поднялись, был устлан
пушистым розовым ковром и освещен модными галогеновыми светильниками.
Мой провожатый толкнул одну из дверей, и я оказалась в
современном, отлично обставленном офисе.
— Интересная у вас манера приглашать людей в
гости! — с порога набросилась я на мрачного смуглого мужчину с тяжелыми
припухлыми веками, который восседал за роскошным столом черного дерева.
Мужчина ничего не ответил, только опустил свои тяжелые веки,
и я подумала, что он сейчас закричит, как гоголевский Вий: «Поднимите мне веки,
не вижу!»
Но вместо этого Вия закричал вдруг другой человек, которого
я в первый момент не заметила, поскольку он стоял возле боковой стены и поэтому
оказался у меня за спиной:
— Никто тебя в гости не приглашал! Тебя на допрос
привезли! Скажи спасибо, что тебя вежливо доставили, а не привезли в мешке, в
багажнике, как следовало бы!
Я обернулась на этот злобный крик и увидела на редкость
красивого, просто ангельски хорошенького юношу с голубыми глазами и вьющимися
золотистыми кудрями. Портил его только рот, перекошенный капризной и злой
гримасой. Его ангельская внешность удивительно неприятно контрастировала с этой
гримасой и со злым, истеричным голосом.
— На допрос? — удивленно переспросила я. —
Что-то мне показалось, что мы приехали не в милицию и не в прокуратуру…
— Ты что — еще прокуратурой нас будешь пугать? —
взвизгнул этот «испорченный ангел», как я мысленно обозвала кудрявого красавца.
— Макс, Макс, — утомленным голосом проговорил Вий,
без посторонней помощи подняв свои тяжелые веки и взглянув на меня печальными и
усталыми темно-карими глазами, — Макс, ну что ты так с порога набросился
на Наталью Сергеевну? Мы пригласили ее только для разговора… пока. Вы что
будете — чай или кофе?
«Все понятно, — подумала я, — старая как мир
пьеса, игра в „доброго“ и „злого“ следователя… Однако они знают, как меня
зовут, значит, это не ошибка, не трагическая случайность, значит, им именно от
меня что-то нужно… но что им может быть нужно от меня? Денег? Да у меня почти
ничего нет, я теперь вообще безработная и почти что бомж».
— Кофе, — ответила я вслух, неожиданно
почувствовав, что действительно очень хочу кофе. Чашечку хорошего, настоящего,
крепкого черного, как ночь, кофе по-турецки.
— Нет, Вахтанг, но она еще смеет угрожать нам
прокуратурой! — продолжал кипятиться «злой следователь» с лицом порочного
ангела. — Да по ней самой срок плачет!
— Успокойся, Макс, успокойся, — повторил Вий,
которого, как выяснилось, звали Вахтангом. — Мы поговорим с Натальей
Сергеевной и разберемся во всех недоразумениях… Светлана, вы слышали? Принесите
нашей гостье кофе!
Только сейчас я заметила секретаршу, бледную и тихую, как
мышка, которая сидела сбоку от стола шефа за офисным столиком с компьютером и
факсом. Она вскочила и исчезла в соседней комнате, откуда донеслось негромкое
звяканье посуды.
— Присаживайтесь, Наталья Сергеевна, — Вахтанг
показал мне на вращающееся черное кресло. — И простите, что пришлось таким
способом пригласить вас для разговора… просто у нас очень мало времени, а мы
хотели задать вам несколько важных вопросов.
Я хотела огрызнуться, но передумала и вместо этого выжидающе
уставилась на Вахтанга. Я руководствовалась при этом простым правилом: во всех
сложных и спорных ситуациях лучше как можно больше молчать и слушать, что тебе
скажут — авось что-нибудь прояснится.
Вахтанг снова опустил свои тяжелые темные веки, и на
мгновение в кабинете наступила тишина. Мне отчего-то снова сделалось страшно.
На пороге появилась Света с металлическим подносиком, на
котором дымилась чашечка кофе и сверкала серебряная вазочка с печеньем.
Я поднесла кофейную чашечку к губам и испытала легкое
разочарование: кофе оказался растворимым.
Удивительно, как человек в моем положении может обращать
внимание на такие мелочи, но это действительно меня огорчило.
