Следователь тем временем еще что-то записал и снова
посмотрел на меня:
— Подпишитесь вот здесь!
Я поставила свою подпись и вышла наконец из кабинета.
На двери я заметила табличку с фамилией следователя:
Сабашников Михаил Михайлович.
Очень подходящая фамилия!
Выйдя на негнущихся ногах из здания, я присела на ближайшую
скамейку передохнуть. В голове не укладывалось все сообщенное следователем с
собачьей внешностью и фамилией. Он-то руководствовался простой мыслью: как только
я поругалась с хозяйкой квартиры, ее почти сразу же нашли мертвой. И не спешил
задать себе вопрос: за каким чертом мне нужно было убивать старую перечницу?
Сейчас, сидя на скамейке, я понимала, что совершенно неправильно построила свой
разговор со следователем, нужно было давать более обдуманные ответы, а самое
главное — попытаться узнать подробности взрыва и смерти тети Ары. Все же она
была Роману родной теткой, и рано или поздно он узнает про ее смерть. И как,
интересно, я смогу посмотреть ему в глаза, если в милиции чуть ли не прямо
обвиняют меня в убийстве его тетки? Ну, положим, я этого не делала, хотя не
скрою, пожелала ей в сердцах всего плохого. Но ведь за это не сажают? И самое
главное: про то, что я не убивала тетю Ару, знаю, похоже, одна только я, все
остальные уверены, что я там приложила руку.
Я посидела еще немного, и в голове вдруг как будто щелкнуло
и слегка прояснилось. Если речь идет о несчастном случае — просто утечка газа,
так с какого перепугу следователь так со мной разговаривал? Расспрашивал
соседей о скандале и даже на бывшую работу не поленился позвонить? Если же у
них подозрение, что там дело нечисто, то отчего он мне прямо не сказал, что
тетку пришили преступным путем, что там явный криминал и так далее? Мялся,
жался — где я была, да когда пришла, да что ночью делала… Тут я сообразила, что
если в милиции возьмутся за меня всерьез, то мигом выяснят у Лешки, когда я
уходила ночью, а владелец беспокойного фокстерьера Карлуши вспомнит, что
встретил меня на рассвете, когда я возвращалась. И что я делала в больнице
ночью? Не могу же я им сказать, что беседовала с Романом, врачи только
посмеются, они считают, что он так и не пришел в себя. В доказательство своих
слов я могу только привести листочек с выписанной азбукой Морзе, а это уже попахивает
дурдомом.
Я посидела еще немного и решила поехать домой к Роману.
Говорят, что преступников тянет на место преступления, вот сейчас и проверим
это утверждение на практике! Возможно, на месте я получу ответы на некоторые
свои вопросы.
На лестничной площадке была жуткая грязь, в полузасохшей
луже виднелись следы огромных бахил.
Явственно пахло паленым. В довершение ко всему дверь
квартиры была опечатана. Я постояла немного, тупо разглядывая круглую сургучную
печать, как вдруг дверь соседней квартиры отворилась и на пороге показалась та
самая старушонка, фамилия которой, как я выяснила в милиции, была Мигунец.
— Явилась! — завизжала она, никак не ответив на
мое приветствие. — Притащилась поглядеть на дело рук своих! Ты смотри, что
устроила! Чуть ведь дом не сожгла! Люди добрые, глядите, что делается! На
лестнице грязь такая, дворник убирать наотрез отказывается! У меня вся как есть
стена мокрая, плесень теперь пойдет! У нижних соседей вообще вся квартира
залита, им-то кто оплатит?
Я послушала визгливый голос, прикидывая про себя, сколько
перетаскала батонов для самой бабки и мерзко воняющей дешевой рыбы для ее кота.
С детства меня так воспитали, не могу отказать в просьбе пожилому человеку. А
эта еще скорчится вся: доченька, возьми хлебца, сил нет до магазина дойти…
Орать у нее силы есть. И милиции на меня наговорить тоже силы имеются. Тоже
мне, доченьку нашла! Повеситься можно от такой мамочки!
— И это еще надо выяснить, отчего у вас утечка газа
произошла? — визжала бабка. — Это еще надо проверить! Потому что
плита новая, ремонт только недавно делали, все трубы меняли!
— Вы откуда это знаете? — не выдержала я. —
Мы вас, кажется, в гости не приглашали.
Тут старуха заорала вовсе уж что-то несусветное, а я
повернулась и собралась уходить. В это время открылась дверь квартиры напротив,
и показалась еще одна соседка. Была она женщина тоже довольно пожилая, но
старухой я бы ее не назвала. Жила она в большой трехкомнатной квартире с семьей
сына, и близко мы с ней никогда не сталкивались, так, поздороваемся на лестнице,
и все. Я на дружбу с соседями никогда не набивалась, я тут человек посторонний,
а Роман, как я уже говорила, вообще не любил в доме чужих людей и никого не
привечал.
Женщина молча поманила меня рукой. Соседская старуха
внезапно перестала визжать, как резаная свинья, и заговорила льстивым голосом:
— Вот-вот, вы скажите ей, Лизавета Павловна, все, что
мы думаем, скажите!
Видя, что я замедлила шаг, по горло сытая словами гражданки
Мигунец, Лизавета Павловна чуть поморщилась и снова приглашающе махнула рукой,
никак не отреагировав на слова старухи. Когда я зашла в квартиру, она
захлопнула дверь и перевела дух.
— На кухню пойдем, там поговорим, — тихо сказала
она и пошла вперед.
На большой и светлой кухне вскипал чайник, и на столе лежали
вкусно пахнущие булочки, прикрытые салфеткой.
— Садись, — обратилась ко мне Лизавета
Павловна, — чаю выпей, а то лица на тебе нету, краше в гроб кладут.
Меня тронула забота, в общем-то, незнакомого человека.
Действительно, уже несколько дней я толком не сплю, переживая за Романа, ем
кое-как, и абсолютно никому нет до меня никакого дела. Никто не собирается меня
утешать и подбадривать, никто не призывает бодриться, напротив, неприятности
множатся, как мухи дрозофилы. А теперь вот еще в милиции в чем-то подозревают…
Я почувствовала, как слезы побежали по щекам, и плюхнулась
на стул.
— Не реви, — строго сказала Лизавета
Павловна, — слезами горю не поможешь. А если ты из-за этой, — она
кивнула в сторону двери, — то не обращай внимания. Никто ее не слушает…
— В милиции слушают, — всхлипнула я.
— Да что ты! Что они тебе там сказали?
Размазывая по щекам тушь и слезы, я поведала ей о
следователе с внешностью разжиревшего спаниеля и о том, что он чуть не прямо
обвинил меня во взрыве газа.
— А я даже не знаю толком, что там случилось… —
прорыдала я.
— Ну, слушай. Позапрошлой ночью, еще пяти не было… как
вдруг рвануло! Спросонья мы думали, что дом рушится. Потом чувствуем — газом
пахнет и вроде горит. Пожарные приехали, дверь взломали, водой там все залили.
Потом уехали. Да, вынесли тело, говорят, что мертвая женщина была, не от огня,
задохнулась, что ли… Тут соседи подумали, что это ты, а я-то знала, что там
Ариадна ночевала. Она как раз накануне приходит утром, никого нету, ей в
квартиру не попасть. Как давай она орать! Ну, зашла ко мне по старой памяти, мы
ведь давно в этом доме живем, я всех знаю. Рассказывает она мне, что ты
такая-сякая, ключей ей не оставила, потом сама же и проговорилась, что Роман в
больнице, а тебя она шуганула. Я еще и говорю, что, мол, нехорошо так делать —
сразу ругаться. Ты, говорю, девчонка хорошая, хозяйственная, с Романом вы жили
дружно, всегда у вас тишина и покой. Ты не думай, что я под дверью подслушиваю,
как эта… — снова Лизавета Павловна пренебрежительно махнула рукой в сторону
двери, — но ведь от соседей-то ничего не скроешь. Роман у тебя всегда
ухоженный, чистый, смотрела ты за ним не хуже жены, я и Ариадне так сказала. В
общем, высказала ей все, что думаю, она, конечно, окрысилась, да мне-то что? Нечего
было девчонку из дома гнать, говорю, в больницу бы лучше сходила к племяннику.
