Мне стало очень стыдно, я всегда считала себя современной
девушкой, а тут почувствовала ископаемой рептилией, кем-то вроде Лохнесского
чудовища, ненароком дожившего от мезозоя до наших дней. Тут еще подвалил к нам
какой-то совершенно несуразный тип и стал жаловаться, что у него что-то там
поросло и теперь, что ни делай, сплошная ботва. Слушая такую
сельскохозяйственную беседу, я совсем пала духом.
Лешка, видимо, почувствовал мое состояние и сжалился:
— Ладно, давай поглядим, что ты там хотела!
Мы заняли свободную кабинку, Лешка включил компьютер и
запустил систему.
Я показала ему листочек, на который аккуратно переписала
странный текст, продиктованный мне по телефону старухой.
— Сарасавана… — удивленно прочитал племянник, —
что за фигня?
Он набрал странное слово на клавиатуре, но компьютер никак
на него не прореагировал.
— Ты точно ничего не перепутала? — Лешка тупо
смотрел на экран. — Уверена, что именно такое слово?
— Уверена… — с сомнением протянула я, вспомнив, что
подозрительное слово продиктовала мне по телефону полуграмотная старуха, —
кажется, именно это слово…
Лешка задумчиво пощелкал клавишами и протянул:
— Что-то мне это напоминает…
Вдруг он хлопнул себя по стриженой макушке и завопил:
— Ну конечно! Это же на латинском регистре!
— Что? — переспросила я. — Что на латинском
регистре?
— Да слово это! Вовсе не «сарасавана», а «капакабана»,
такой вроде бы пляж есть в Америке!
— В Бразилии, — машинально поправила я.
— Тем более. Так что это слово — «капакабана», только
написано латинскими буквами.
Лешка переключил регистр и защелкал клавишами.
— О! — обрадовано ткнул он в экран. —
Открылась, родимая! Теперь пароль просит. Какие там цифры-то у тебя были?
Я протянула ему листочек, и Лешка набрал на клавиатуре
пятизначный цифровой код.
— Отлично, — промурлыкал он, — код
правильный, мы получили доступ к системе… Здесь почтовая программа для
закрытого пользователя, мы можем отправить ему письмо…
— А прочитать мы ничего не можем? — спросила я.
Писать письмо неизвестному я не собиралась — это наверняка опасно. Я хотела
хоть что-нибудь узнать о нем, а не сообщать о себе.
— Ну, если хочешь, я могу открыть исходящую почту…
— А что это такое?
— Ну, предыдущие письма, которые отправляли с этого же
адреса.
Он опять пробежался пальцами по клавишам, и на экране
появился удивительно знакомый текст: «Срочный заказ на партию мягкой игрушки».
— Тут еще прикрепленный файл, — Лешка направил
отметку курсора на маленькую картинку в углу страницы и щелкнул клавишей
«мыши». — Смотри-ка, а тут ты!
Действительно, на экране компьютера появилась крупная
цветная фотография. Моя собственная фотография.
А внизу страницы, под снимком, был напечатан адрес квартиры
Романа. Той самой квартиры, в которой мы с ним прожили почти год. Той квартиры,
в которой безвременно закончила свои дни тетя Ара.
У меня по спине поползли мурашки.
Что же это значит?
Я не хотела в этом признаваться даже себе самой.
Хотя на самом деле все становилось на свои места, все
получало совершенно четкое и логичное объяснение. Только объяснение это было
чересчур страшным.
«Заказ на мягкую игрушку»! Это, выходит, я — та самая мягкая
игрушка, которую заказали с такими предосторожностями, таким сложным способом…
Я достаточно много прочитала детективов, чтобы понять: неизвестному адресату
электронного письма заказали мое убийство…
— А можно узнать, когда это письмо было отправлено?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Лешка и тут
же назвал мне дату.
Письмо было отправлено как раз накануне того дня, когда
прогремел взрыв в квартире Романа.
— Наталья, ты чего такая бледная? — окликнул меня
племянник. — От духоты, что ли? Так ты пойди погуляй, а я еще немножко
здесь посижу, ладно? Кое-какие файлы скачаю, раз уж такая пошла музыка… Ты как,
не против?
— Конечно, конечно, — согласилась я, не
вслушиваясь в его слова.
Мне было страшно, очень страшно… Меня «заказали», и вместо
меня по ошибке убили другого человека…
Но самым страшным было даже не это.
Самым страшным было то, что я поняла — меня заказал не кто
иной, как Роман… потому что именно его рукой была сделана надпись на картонном
кружочке из «Джона Сильвера», с которой началась цепочка, приведшая меня к
этому страшному электронному письму…
Конечно, у меня оставались еще какие-то сомнения, но очень
слабые. Роман жив, в этом я уже больше не сомневалась, и он по непонятной
причине хочет моей смерти…
В этот раз в реанимации снова дежурила Оля. Она кивнула мне
как старой знакомой и с радостью выскочила из палаты покурить. Соседняя кровать
была пуста, я вспомнила землисто-серое лицо того больного, как он туго, хрипло
дышал, какие озабоченные лица были у врачей, и даже не стала спрашивать, куда
он делся, ясно было, что больной умер.
Моя мумия лежала в таком же виде, ничего не изменилось вокруг.
Внезапно во мне шевельнулось невольное раздражение. Долго он так будет
валяться? Долго я буду тайком пробираться сюда и с нетерпением следить за
забинтованной рукой, неверно отбивающей буквы, которые надо еще сложить в слова
и понять, что они, эти слова, значат? Ведь я совершенно не знаю этого человека,
не знаю, как он выглядит, что выражают его глаза. Жизнь столкнула нас, не
спрашивая, хочу ли я этого!
Само по себе такое времяпрепровождение кого угодно утомит,
даже если приходится ухаживать за близким человеком. А ведь Андрей мне
совершенно чужой.
— Как дела? — спросила я устало, присаживаясь
возле койки. — Как самочувствие?
Очевидно, он уловил в моем голосе нотки неудовольствия,
потому что рука, лежащая на простыне, не шелохнулась. Я поглядела на приборы,
они исправно делали свое дело, но отчего-то я знала, что Андрей в сознании и
прекрасно меня понимает.
— Знаешь что, — медленно закипая, начала я, —
мне это уже надоело. Таскаюсь тут к тебе каждую ночь, а ты только командуешь —
туда пойди, сюда пойди, то посмотри, это проверь… Ах, он в машине обгорел, а
я-то откуда знаю, может, ты вполне этого заслуживал?
«Это не тебе решать», — простучала ожившая рука.
Вот как, мы, стало быть, обиделись. Но мне стало стыдно —
ничего нет хорошего в том, чтобы оскорблять беспомощного человека.
«Ты мне не веришь», — снова простучала рука.
