– Это вы – Ирискина? – осведомился он строгим голосом,
чтобы сразу же показать им всем здесь, что он, капитан Гудронов, – человек
серьезный и занятой и даром тратить время не намерен.
– Ну я, – ответила актриса несколько настороженно и
даже враждебно.
Эта настороженность была вызвана несколькими причинами.
До сих пор Людмила Ирискина сталкивалась с милицией только в
одной ситуации – когда ее штрафовали за неправильный переход улицы. Ну, еще,
конечно, при получении паспорта, но это, в общем, не в счет. Согласитесь, что
платить штраф не очень приятно, но еще хуже то, что милиционеры норовили, кроме
штрафа, прочитать неосторожной девушке нотацию. То есть совместить приятное с
полезным. А она потому и перебегала улицу в неположенном месте, что опаздывала
на репетицию и очень спешила, так что милицейские поучения не вызывали у нее
ничего, кроме раздражения.
Кроме того, она не знала, что нужно от нее явившемуся в театр
милиционеру, а всякая неизвестность страшит. Она пыталась вспомнить за собой
какие-нибудь правонарушения и терялась в догадках.
Короче, Людмила испугалась и, как большинство людей,
пыталась скрыть испуг под маской враждебности.
– Ну я, – повторила она, вызывающе глядя на
милиционера, который почему-то молчал. – А что надо?
Капитан Гудронов вспомнил вдруг слова своего
непосредственного начальника полковника Хохленко. Тот не уставал повторять, что
настоящий опер должен думать не только ногами, но и головой, то есть задача
оперативного работника – это задержать преступника и собрать доказательства его
преступления, но иногда бывает больше пользы не от беготни, а от спокойного
разговора со свидетелем.
Вспомнив наставления начальства, Гудронов сделал более приветливое
лицо и шагнул ближе к девушке.
– Я бы хотел прояснить у вас некоторые вопросы! –
любезно произнес он, причем любезность эта не произвела на Л. Ирискину особого
впечатления.
Гудронов внезапно рассердился и решил не тянуть кота за
хвост. Он вынул из кармана розового поросенка и протянул актрисе:
– Это ваше?
Даже бесхитростный Сеня Гудронов заметил, как она
вздрогнула.
– А вам зачем? – испуганно спросила она.
– Здесь вопросы задаю я! – отчеканил Гудронов.
Однако отчего-то Л. Ирискина не прониклась серьезностью
момента и не стала отвечать четко и правдиво. Напротив, она твердо сжала губы и
посмотрела на Гудронова с большой неприязнью.
– Вы меня в чем-то подозреваете? – вызывающе спросила
она. – Тогда изложите ваши подозрения более конкретно.
– Да я вас пока ни в чем не подозреваю, – смешался
капитан, – я только прошу вас ответить на мой вопрос.
– Да с чего вы взяли, что это мой поросенок? – спросила
она, сделав невинные глаза.
Неискушенный Сеня Гудронов принял вопрос за чистую монету,
но режиссер Кирилл Мефодьевич, слушающий их беседу, тут же поморщился,
поскольку уловил фальшь в Людмилиных словах. Великий режиссер Станиславский
сказал бы свое знаменитое «Не верю!».
Однако вмешиваться Кирилл Мефодьевич не стал – это же не
репетиция пьесы. Вот на сцене он бы Людмилу за такое взгрел. А остальное – не
его дело.
– Вы играли поросенка Пятачка на утреннике неделю
назад? – спросил Гудронов.
– Ну я. – Она покосилась на режиссера и беспокойно
облизнула губы.
– Вам вручили этот сувенир? – настаивал Гудронов.
– Ну да... наверное... я не помню.
– Так вы можете предъявить мне своего поросенка? –
Против воли Гудронов повысил голос.
– А в чем, собственно, дело? – вмешался
режиссер. – Что не так с этим поросенком?
– Это не поросенок, а улика, я должен соблюсти тайну
следствия, – уклонился от ответа капитан.
– Этих поросят было много, отчего вы прицепились именно к
моему поросенку? – задала Ирискина очень здравый вопрос.
Сеня Гудронов не мог на него ответить честно, что остальные
десять поросят пропали в неизвестном направлении, поэтому он хотел промолчать
со значением – дескать, идет следствие, посторонним о том знать не положено, но
получилось у него молчание неуверенное, он мялся, как троечник у доски.
– Так как насчет вашего поросенка, – напомнил
он, – вы можете его мне показать?
– Да не помню я, куда он делся! Выбросила, отдала
кому-то! – выкрикнула Людмила со слезами в голосе, и снова режиссер слегка
поморщился, потому что слезы были очень ненатуральными. – Конечно, если бы
я знала, что поросенок понадобится милиции, я бы уж его под стекло положила,
или в сейф заперла, или директору театра отдала на хранение, чтобы не
потерялся. – На этот раз в голосе ее было вполне искреннее ехидство.
– А где вы были вчера в первой половине дня? –
опомнился Гудронов. – Тоже забыли?
– Отчего же, здесь, в театре была, на репетиции, вон Кирилл
Мефодьевич может подтвердить, – радостно ответила Л. Ирискина.
– Да? – Гудронов обескураженно развел руками. – Ну
что ж, пока у меня все, больше вопросов не имею.
– У вас дети есть? – оживился Кирилл Мефодьевич. –
Контрамарочку на утренник не хотите взять?
– Нет у меня детей! – мрачно сообщил Гудронов. –
Счастливо оставаться!
– Понимаешь, Питиримыч, – говорил Сеня, задумчиво
намазывая горчицей кусок хлеба, – чувствую я, что она что-то знает про
этого поросенка! У нее-то самой алиби железное, но если бы ты видел, как она
нервничала при разговоре!
Гудронов выглядел таким расстроенным, что у капитана
Ананасова язык не повернулся сделать ему очередную выволочку за свое
ненавистное старорежимное отчество. Друзья и коллеги сидели в кафе под
художественным названием «Завтрак на траве» и ожидали официантку Ларису. Время
обеда давно прошло, но за всеми делами только сейчас удалось вырваться
перекусить.
Есть Гудронову хотелось страшно, да еще он переживал из-за
разговора с артисткой.
– Вот что они из себя строят, а? – с тоской вопрошал
он. – Подумаешь, поросенка играет, а туда же – искусство! Режиссер этот
смотрел на меня, как будто я только вчера с пальмы слез, что я – «Три
поросенка» не читал, что ли?
Наконец появилась Лариса, ловко неся поднос с двумя
огромными тарелками.
– Что это у вас бифштексы какие-то странные? – спросил
Ананасов, обозревая нечто подошвообразное, лежащее на тарелке.
– У повара Васильича теща умерла в Новохоперске, –
равнодушно сообщила Лариса, – хоронить поехал. Зато картошки я вам
побольше положила.
– Ну, везет Васильичу! – усмехнулся Ананасов. – И
на такой работе сытной пристроился, да еще и тещу в Новохоперске держал от
греха подальше.
