– Водку пить будете? – спросила Лариса и отскочила
удивленно, когда оба капитана замахали руками и заорали, что они на работе.
Лариса обиженно пожала плечами и ушла. Гудронов отважно
набросился на бифштекс, Ананасов же решил сначала потренироваться на жареной
картошке. Некоторое время капитаны дружно работали челюстями, потом Ананасов
отложил вилку и посмотрел на друга с особенным вниманием.
– Ты, Сеня, не расстраивайся так сильно, – начал он
издалека, – и не переживай.
– Да, – уныло молвил Сеня с набитым ртом, – а что
я Остапычу скажу? Ведь отчитаться надо...
– Ты уж меня извини, Сеня, – глаза Ананасова
подозрительно блеснули, но его друг, вплотную занявшись бифштексом, этого не
заметил, – но неправильно ты, Сеня, себя ведешь. И Остапыч тебе то же
самое скажет. Ведь он нас как учил? – Ананасов поднял вилку. – К
каждому свидетелю нужен свой индивидуальный подход. Отши??а тебя артисточка? Так
она в своем праве, поскольку имеется алиби. Вот если бы она мялась да лепетала
что-то несуразное, тогда бы ты мог проявить строгость, следователем ее пугнуть
и вообще...
– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь. – Глаза
Гудронова потемнели от обиды.
– А к тому, Сеня, что надо менять тактику! –
обрадовался Ананасов. – То ты был с ней неоправданно строг, а теперь
будешь необъяснимо любезен и даже непоследовательно ласков!
Произнеся этот сложный пассаж, капитан Ананасов с чувством
выполненного долга отправил в рот кусок мяса. Гудронов же так удивился, что
даже не нашелся что ответить, только уставился на друга выпученными глазами.
– Смени тактику, Сеня, – настойчиво говорил
Ананасов, – встречай ее после спектакля, цветы подари, комплименты говори.
Можешь в кафе пригласить!
– Какое кафе, когда до зарплаты еще... – махнул рукой
Гудронов и тут же опомнился: – Да ты что мне предлагаешь?
– А ничего особенного, – невозмутимо ответил
Ананасов, – сам же сказал, что она что-то скрывает. Вот и поухаживай, она
бдительность потеряет и разговорится.
– Да я как-то с женщинами не очень лажу... – смутился
Гудронов. – Ты же знаешь, они меня не любят... Нет, Питиримыч, идея твоя
провальная, ничего не выйдет!
– Десерт какой будете? – подошла Лариса. –
Мороженое или слойку с яблоком?
– Вот скажи, Лариса, – Ананасов показал на Гудронова, а
сам незаметно ткнул официантку в бок, – может на нашего Сеню артистка
внимание обратить?
– Какого театра? – деловито осведомилась Лариса, не
обратив ни малейшего внимания на тычок. – Оперы и балета или
драматического?
– Да детского, она там поросенка играет!
– Ну разве что детского... – Лариса испытующе
посмотрела на Гудронова. – С такой мордой в оперу и балет соваться нечего,
сразу отфутболят...
– Ну видишь? – обрадовался Ананасов. – У
официанток глаз что алмаз, как скажет, так и будет! Действуй, Сеня! Завтра
доложишь!
– Свет, я сбегаю на маникюр, а? – проговорила Вика,
заглядывая в глаза напарницы тем заискивающим взглядом, каким смотрел на нее
кокер Дусик, когда хотел погулять лишние полчаса. – У Таньки окно
образовалось, клиентка не пришла, так я как раз успею... за полчаса обернусь,
максимум – минут за сорок...
– Знаю я эти сорок минут... – проворчала Света. –
На полдня пропадешь... а если Вероника Михайловна зайдет? Знаешь ведь, как она
злится, если мы здесь поодиночке работаем...
Света и Вика работали в маленькой кофейне на углу
Бармалеевой улицы и Малого проспекта Петроградской стороны. Когда-то Бармалеева
улица чрезвычайно прославилась, поскольку без малого сто лет назад Корней
Чуковский сделал из ее названия имя для злого разбойника Бармалея. С тех пор
все дети Петроградской стороны считали, что разбойник Бармалей обитает не
гденибудь, а именно на этой улице. В действительности своим названием улица
была обязана расположенному на ней заводу англичанина Бромлея.
Впрочем, все это не имеет отношения к нашему рассказу.
Света и Вика работали вдвоем, в одну и ту же смену. Одна из
них принимала заказ и варила кофе, вторая относила поднос клиентам. С этими
несложными обязанностями вполне мог справиться один человек, но хозяйка кофейни
Вероника Михайловна не разрешала им даже ненадолго отлучаться по очереди,
поскольку год назад, когда Вика стояла за стойкой одна, в кофейню ввалилась
компания подростков, возвращавшихся с футбольного матча, перебила всю посуду и
сломала два стула.
Конечно, девушки и вдвоем ничего не смогли бы сделать с
толпой разбушевавшихся болельщиков, но Вероника Михайловна была строга и
требовала неукоснительного выполнения своих приказов.
– Да Вероника с хахалем в Стокгольм уехала на пароме! –
напомнила Вика. – Ее до пятницы не будет! Свет, ну пожалуйста! Только
сорок минут, чесс-слово! А завтра я тебя отпущу! Договорились? Ну пожалуйста!
Все равно клиентов нет!
Действительно, как всегда по утрам, в кофейне было пусто.
Света вздохнула и согласилась:
– Ну ладно, иди, только, смотри, правда не больше часа!
– Я же сказала – сорок минут! – выпалила Вика и
выпорхнула из кофейни, на ходу раскрывая зонт.
Света достала из сумочки зеркало и придирчиво осмотрела свое
лицо.
Давно пора заняться бровями... если Вика завтра ее подменит,
надо будет тоже сходить в салон...
Колокольчик на двери звякнул, и в кофейню вошла скромно
одетая женщина лет сорока. Она потопталась у входа, вытирая ноги и стряхивая
воду с зонта и плаща. Похоже, дождь, зарядивший с самого утра, еще усилился.
Женщина подошла к стойке, приветливо улыбнулась Свете и
проговорила:
– Ну и погода! Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит...
чашку кофе, пожалуйста, и пирожное...
– Эспрессо, американо, капуччино? – осведомилась Света.
– Кофе по-венски, – решилась клиентка, – и вот это
пирожное!
Она показала куда-то в самый дальний угол витрины, которого
Свете не было видно. Чтобы рассмотреть, что именно выбрала женщина, Света
перегнулась через прилавок.
И тут произошло что-то странное: посетительница вытащила из
кармана плаща небольшой флакончик, что-то вроде дезодоранта, и брызнула в лицо
барменши пахучей жидкостью.
Света хотела возмутиться, хотела строго отчитать странную
клиентку, но ей вдруг стало так скучно, так неинтересно все на свете и
неожиданно ужасно захотелось спать. Света широко зевнула, покачнулась и
медленно сползла на пол.
Странная клиентка неторопливо зашла за прилавок, сняла свой
мокрый плащ, повесила его на крючок, затем оттащила Свету в угол, где ее не
могли заметить посетители кофейни, стащила с нее белый передник и кружевную
наколку, надела на себя и встала за стойку с самым невозмутимым видом.
