– Это звучит так, будто я доктор. Я сказал: «Я люблю тебя, Кэт», как любящий мужчина. – В его словах прорвались сердитые нотки.
– Дорогой, ты совершенно не понимаешь, что такое чувство благодарности... Ты лишен его... – Она оборвала фразу, увидев, как у него вспыхнули глаза. Надвигалась буря!.. Он щелчком выключил газ под дымящейся сковородкой.
– Не говори мне, что у меня есть и чего нет. Я знаю, что у меня есть. – Он взял ее за плечи и потряс. – У меня есть любовь к тебе! И нечего меня за это благодарить! Я не гуманитарная организация! И не Красный Крест!
– Фред!..
Он притянул ее к себе, отстранив блюдо, которое находилось между ними. Ее охватило отчаяние – ну и характер! «Никогда не говори о любви ко мне таким постным тоном». А Фредерик между тем поднял ей голову рукой и стал целовать. Его губы были грубыми и настойчивыми.
– Мне нужно от тебя больше, чем это, гораздо больше. – Глаза его сверкали. – И я получу все, что хочу. Будь я проклят!
– Фред!.. – Она не могла перевести дыхание, ошеломленная силой его взрыва.
– Судьба постоянно загоняет меня в ловушку. Да выпусти же ты из рук это чертово блюдо! – Он употребил еще одно, более сильное выражение по поводу блюда, но она умудрилась его не расслышать.
– Ох, Фред, – Кэтрин обняла его за шею, – у тебя уже есть больше, чем «это», у тебя есть все. Я боялась, я очень боялась сказать тебе, как сильно тебя люблю. Я люблю тебя, Фред Эмбридж! – Теперь она сказала это совсем другим тоном.
Мгновенно и страстно их губы слились. Фредерик взял ее на руки я понес в холл.
– Так далеко... – прошептала она.
– Ммм...
– Спальня так далеко.
Фредерик с изумлением воззрился на нее: смотри, пожалуйста, какое нетерпение!
– Действительно далеко, – пробормотал он, меняя направление и следуя прямо в музыкальную комнату.
– Здесь мы всегда работаем вместе.
– И сейчас здесь будет звучать великолепная мелодия, – добавил он.
– Ох, Фред, а вдруг появится миссис Даймонд!
– Она убедится в правоте слухов относительно нравов людей, выступающих на сцене. Но сегодня воскресенье, и она не придет...
* * *
Прошло много времени. Кэтрин сидела на коврике перед камином и смотрела, как Фредерик шевелит кочергой дрова. Она разогрела кофе и принесла колбасу. Фред уже надел джинсы и свитер, а она все еще была в коротком халатике. Держа чашку двумя руками, она зевнула. Никогда она не чувствовала себя такой разнеженной, словно кошка, греющаяся на солнышке. Она смотрела с нежностью на любимого, в то время как он сосредоточенно глядел на горящие поленья. Но вот он повернулся и встретил ее улыбку.
– О чем ты думаешь? – Фред опустился радом с ней на коврик.
– О том, какое счастье – вот так сидеть с тобой у огня и пить кофе. – Она протянула ему чашку с кофе, поцеловав его при этом. – Все у нас теперь так, как и должно было быть.
– Именно таково твое представление о счастье? – спросил он, улыбаясь.
– Да, в промежутках между восторгом и экстазом на грани безумия.
– Хорошо, мы повторим «экстаз и безумие». Знаешь, вчера ты чуть не свела меня с ума в этой комнате.
– Вчера? О чем ты говоришь?
– Ты не можешь себе представить, как действует на меня твой голос, когда ты поешь.
Смесь невинности со страстью. Эти хрипловатые звуки...
– Ну, может быть, такова особенность моего пения? – Кэтрин поставила пустую чашку на пол. – Хочешь еще один бутерброд? С колбасой... Только она подгорела.
Фредерик оторвал взгляд от солнечного зайчика на стене и засмеялся.
– Ты сделала ее невероятно вкусной.
– Умирающий от голода мужчина не может быть разборчивым.
– А что я уже съел?
– Огромное количество яичницы, – она прищурилась, – из пяти или шести яиц. С колбасой. И еще пять ломтиков бекона. И три огромных бутерброда с джемом. – Она расхохоталась. – Это после любви ты становишься таким голодным?
– У меня здоровый утренний аппетит.
– Мне кажется, что ты мог бы съесть еще что-нибудь после всего съеденного. Хочешь еще кофе? – Кэтрин снова обняла его. – Я действительно свожу тебя с ума, Фредди?
– Да, с самого начала. Невозможно было находиться с тобой в одной комнате. Я ждал, долго ждал, когда это произойдет. И еще эта проклятая обложка на альбоме. Я был в бешенстве, я готов был бросить тебя прямо на ковер.
– Вот почему ты... – Она замолчала. – Полагаю, что теперь, когда ты нашел ко мне подход, больше я не буду доводить тебя до сумасшествия.
– Это правда. Я могу взять тебя или покинуть тебя. Все это в моей власти. – Фредерик поставил пустую чашку и взъерошил ей волосы, забавляясь тем, как у нее перекосилось лицо. – Ну я шучу, конечно! Уже полдень. Лучше будет, если мы сделаем хоть часть работы сегодня. Пойдем-ка, потрудимся. У меня есть новая идея. – Они перешли в музыкальную комнату. – Что-нибудь в этом роде. – Он сыграл на рояле несколько тактов мелодии, отработанных в том темпе, который он уже предлагал. – И немножко рока. Да. Тут нужны синкопы, повторяющие удары сердца. Вот такая идея! Резче и порывистее, вместе с хором.
Кэтрин, стоя у него за спиной, удовлетворенно улыбалась, пока он играл.
– Тогда все, что после этого нам будет нужно, это лирическая часть.
– А больше никаких нет идей? – спросил Фредерик.
– Есть, конечно. – Кэтрин села рядом с ним. – Нам надо что-то придумать, чтобы голос подруги Лолиты стал похож на писк детской куклы. Ее песни должны быть фоном для Линды Хармен. Естественно, хор и здесь должен звучать. Но о чем собственно ты думаешь сейчас?
Фредерик резко повернул ее к себе, но она уклонилась от поцелуя.
– Кэт! – Он крепко обнял ее. – Я сильно сомневаюсь, что мы сможем работать, пока ты одета так, как сейчас. Я советую тебе надеть самое непривлекательное платье.
– Я отвлекаю тебя, Фредди?
– Нет, ты меня соблазняешь! Далеко ли мы продвинемся так в работе?
– Да я и сама уже не могу справиться с собой.
– Ну и я уже на грани!
– Тогда пойду поищу непривлекательное платье.
– Позже, – сказал он и стиснул ее в объятиях, когда она попыталась встать.
– Фред, ну в самом деле...
– Позже, – повторил он и нежно увлек ее на ковер.
14
Наконец солнце прочно обосновалось на небосводе Сандерленда. Холодные утра сменялись теплыми полуднями, за окнами жужжали пчелы. Ночи стали не такими сырыми. Нежный аромат жимолости носился в воздухе. Потом начали расцветать розы. Через несколько недель вся округа оказалась цветущей. А Кэтрин была любима!
