Публика поддержала решение судей овацией.
Волхв учтиво поклонился сначала жюри, затем трибунам (не выпуская из правой руки копья), послал грациозный воздушный поцелуй наиболее пылким почитательницам своего бойцовского таланта, которые стоя аплодировали герою дня в первых зрительских рядах. После чего кинул победоносный взгляд на противника. Поверженный лесной гигант беспомощно валялся в ногах у служителя чернил. Острый наконечник копья упирался Большому Медведю в горло. Подточенная коварным заклятием воля напрочь покинула проводника. Движения сковывались апатией и безразличием.
Алчные трибуны дико орали:
– Убей его!
– Добей!
– Не медли!
Зрители возбужденно тыкали большим пальцем вниз: «Смерть, смерть, смерть!»
– Убей!
Стоило летописцу сделать одно движение, и шаман – труп.
Но, видно, не родились гладиаторами ни деревенский волхв по имени Кирилл, ни придворный мастер каллиграфии. В решающий момент рука офицера дрогнула. Лекарь – человек по натуре мягкий, незлобивый – со всей силой ощутил отвращение к убийству. Да и кому, как ни практикующему магу-знахарю, знать истинную цену жизни? Летописец брезгливо отбросил свое копье в сторону, отошел на несколько шагов от противника, тщательно отряхнул ладони, будто только что держал в них какую-то гадость.
Трибуны недоуменно замерли. Очевидно, поведение офицера сильно расходилось с их представлениями об этике гладиаторского боя.
Не выглядел растерянным и удивленным, пожалуй, лишь Большой Медведь. Шаман, кряхтя, сел на траву, подтянул к себе посиневшую ногу, тщательно растер ее руками – восстановил кровоснабжение тканей мышц. Затем, не спеша, поднялся, опираясь на длинное копье.
Трибуны дико взвыли, обращаясь теперь уже к здоровенному проводнику:
– Убей гаденыша!
– Смерть отступнику!
Большой Медведь нерешительно постоял с минуту-другую без движения. Но ожиданий публики не оправдал. Поразмыслив, он тоже выбросил свое оружие, отряхнул об одежду ладони и замер огромной статуей, скрестив руки на груди. Шаман демонстративно повернулся к противнику спиной, отказываясь от драки. Пусть происхождением он не вышел из благородных господ. Зато по духу таковым являлся. Бездумно убивать того, кто не пожелал убить его, лесной житель не собирался.
В гладиаторском шоу наступила заминка.
Идея братания пришлась зрителям явно не по вкусу. Они признавали только один финал ристалища – смерть. Ничего более удовлетворить их извращенную жажду зрелищ не могло. Трибуны сменили милость на гнев: засвистели, заулюлюкали, затопали ногами, заорали:
– Смерть трусам!
– Смерть!
Таким образом рассвирепевшие горожане требовали казни для обоих отступников от общепринятых правил.
Стоит ли говорить, что великодушный король охотно пошел навстречу своим поданным. Герольды, одетые в красочные костюмы, тут же оббежали трибуны по кругу, объявили решение повелителя: за строптивость и неуважение к публике обоих поединщиков ожидает бой со страшным хищником – бочечником; прямо здесь, прямо сейчас!
Темные массы одобрительно загудели, выражая поддержку мудрому правителю. Схватка с бочечником – зрелище, пожалуй, даже более захватывающее, нежели драка гладиаторов между собой.
– Слава королю!
– Слава!
Заводя публику, по углам стадиона церемониймейстеры ударили в четыре огромных барабана: бум-бум! бум-бум!
Неожиданно вдоль всего поля из земли выдвинулась металлическая решетка высотою в два человеческих роста, отсекая зрителей от опасной зоны. На траве остались лишь летописец и Большой Медведь.
Народ взволновался еще больше.
В боковой стене под одной из трибун открылись массивные кованые ворота. Но оттуда долго никто не показывался. Похоже, привередливое чудище биться сегодня ни с кем не собиралось. Зрители начали выражать недовольство.
Тогда сверху в качестве приманки солдаты короля скинули связанного провинившегося раба. Тут-то бочечник и явился во всей своей красе…
Сплавщик.
Наверное, самая незавидная роль в групповом спектакле Посвящения выпала на долю Сплавщика. Его душа угодила в тело того самого бочечника, которого вывели на гладиаторскую арену.
Бочечник – животное редкостное, диковинное. Он обладал крупным, размером с телегу туловищем – круглым, как бочка. На толстой короткой шее довольно быстро вращалась во все стороны огромная приплюснутая, точно лепешка, голова. Лепешку на всю ширину прорезала ухватистая пасть. Поэтому казалось, что зверь всегда ухмыляется, как бы растянув губы. Всё тело бочечника сверху надежно прикрывалось плотными костяными пластинами, словно бронещитами. Пластины не составляли единую корку, как, например, у черепахи, а представляли собой наборную мозаику или, скажем, увеличенную в размерах кольчугу. Снизу брюхо прикрывала эластичная чешуя, чтоб не ограничивать подвижность зверя. Кстати, вопреки кажущейся массивности он отличался завидным темпераментом, в частности, обладал стремительным броском на короткой дистанции. В случае опасности зверь просто приседал, превращаясь в неприступную крепость. По бокам пластинчатой бочки свисали длинные острые наросты – то ли атрофированные крылья, то ли усохшие плавники, не поймешь. Обороняясь, зверь вздымал свои странные наросты веером, точно павлиний хвост, бешено вращал ими во все стороны – не подойдешь. Каждый из наростов состоял из набора сложенных костистых перьев, которые напоминали собою остро отточенные лезвия. Но справедливости ради, стоит отметить, что обороняться бочечнику приходилось крайне редко, разве что от людей. Все лесные твари и так его боялись, знали цену острым зубам и коварным плавникам. Панцирь громадины был смазан уникальным жиром-противоядием. Поэтому зверь не страшился даже самых отвратительных созданий сего измерения – сеточников и огневиков. В задней части бронированной туши комично торчал небольшой тоненький хвостик. Иногда панцирник поднимал его зачем-то дыбом, что выглядело довольно смешно.
Гладиаторам, однако, было не до смеха.
К ристалищу бочечника готовили довольно просто, но эффективно – целую неделю преднамеренно не кормили.
Теперь хищник с голодухи готов был разорвать на части всё, что только шевелится. Совладать со звериными инстинктами своего подопечного Волонтеру не удалось. Он не мог помещать панцирнику насытить свою утробу. Да, собственно, и не пытался это сделать. Маг просто отодвинулся вглубь примитивного сознания, пассивно наблюдал за происходящими событиями чужими глазами.
Первым не повезло связанному рабу. Его отчаянные вопли и мольбы о помощи лишь раззадорили хищника (и публику), возбудили в диком звере неуемный аппетит и ярость. Мощнейшее животное с невообразимой легкостью – нет, не переползло, словно тысячелетняя черепаха, – а сигануло молодецким прыжком в одно движение на одуревшего, затравленного раба, накрыло его непробиваемой массой, вернее, обрушилось, точно многопудовый молот сваебойной машины. Тело бедолаги тихо хрустнуло, как лопающийся под давлением незрелый орех с еще неокрепшей кожурой. Из ушей и рта связанного паренька хлынула кровь. Умер несчастный практически мгновенно, долго не мучился. Здоровенный бочечник – убийца непревзойденный. Не долго думая, панцирник откусил у распластанного человека ногу, засунул ее в широченную пасть, закатил от удовольствия глаза, стал обсасывать сахарную косточку, как дети – леденец, трогательно придерживая «соску» когтистыми, узловатыми трехпалыми лапищами. Кошмар!
