Выловленное из газа насекомое девушка любовно подсадила сержанту на шею, в область сонной артерии. Затем подумала-подумала и оборвала у букашки крылья – так, на всякий случай. Только после этого с облегчением вздохнула. Теперь можно было убрать щиток противогаза.
Ждать результата пришлось не долго. Не успели истечь и пятьдесят пять секунд, как кровопивец жадно впился в человеческую плоть.
Девушка мысленно похвалила себя за то, что оторвала грехену крылья. Предосторожность при демонстрируемой особью прыти отнюдь не лишняя.
А уже через пару минут сержант Бор очнулся ото сна: усиленно заморгал ресницами, удивленно вылупился на Грету.
– В чем дело, Груша? Что произошло? Я опять ранен?
В глазах командира диверсантке почудилась искорка сумасшествия – пока еще слабенькая, но явно набирающая силу. Девушка непроизвольно отодвинулась чуть подальше от сослуживца.
– Все в порядке, командир. Тебя немного зацепило. Лежи тихо. Не дергайся. Я обработаю раны. Но предварительно мне нужно кое-что выяснить.
– Что?
Далее Грета старательно озвучивала для раненного сержанта вопросы Седобородого – произносила их будто от себя. А ответы переводила шепотом обратно – резиденту СССМ.
– Зачем наша команда ищет арсенал ПК-33?
– Чтоб нейтрализовать ОСУ, – не моргнув глазом ответил Бор.
– Отключить или разрушить? – уточнила Грета.
– Разрушить. А если не получится, то хотя бы отключить.
– Что ты должен сделать после этого?
– Немедленно сообщить о нейтрализации ОСЫ в Ставку Главнокомандования.
– Каким образом?
– Отстучать кровограмму.
«Кровограмму! – присвистнула про себя Грета. – Вот это сюрприз!»
Диверсантка сразу припомнила сведения по опытам некоего Клива Бакстера, который проживал в Соединенных Штатах Америки и проводил свои научные эксперименты еще в двадцатом веке на старушке Земле.
Если коротко, то суть опытов исследователя из далекого прошлого заключалась в следующем.
Бакстер являлся специалистом по детекторам лжи. Однако ему почему-то взбрело в голову провести эксперимент с домашними растениями. Он присоединил к одному из них датчики полиграфа, а затем полил зеленый росток водой. В ответ контрольная аппаратура зафиксировала экстремум показаний, напоминающий регистрацию сильных человеческих эмоций. Далее исследователь решил проверить, как растение будет реагировать на повреждение листвы или ствола. Небольшое деревце тут же выдало на самописец порцию страха. Причем откликалось оно не только на прямое физическое воздействие, но даже на малейший безмолвный намек, на задумку ученого об очередной экзекуции. То есть фактически деревце улавливало мысль об агрессии, подтверждая тем самым, наперекор ортодоксальным научным теориям, материальность самой мысли.
Следующие эксперименты Бакстер провел с лейкоцитами человеческой крови, для чего поместил кровь донора в отдельный сосуд. Сосуд под наблюдением ассистентов Бакстера увезли на достаточно большое – в несколько километров – расстояние от индивида, у которого взяли кровь. Самого донора подвергли различным несложным испытаниям. Одновременно исследователи наблюдали за поведением кровяных клеток, изолированных от тела. На протяжении всех опытов велся самый жесткий хронометраж событий.
Выяснилось, что когда испытуемый субъект сталкивался с каким-нибудь внешним раздражителем (вызывающим, например, боль), лейкоциты мгновенно реагировали на воздействие, будто находились в данный момент в жилах того самого индивида, а не за сотни километров от хозяина. Причем от увеличения расстояния между донором и сосудом результаты опытов не менялись. Бакстер столкнулся с необъяснимым феноменом! Связь между индивидом и кровью была в буквальном смысле неразрывная, одномоментная. Для доказательства абсолютной мгновенности прохождения сигналов между донором и его лейкоцитами исследователь планировал поместить пробирки с отобранными клетками на космический аппарат, летящий к Марсу, и заморозить их до начала эксперимента. Затем, после разморозки, аппаратура должна была снять показания следящих приборов и передать их на Землю, чтобы сравнить по времени зафиксированные всплески эмоций в пробирках с моментом воздействия раздражителей на реципиента.
Но опыты, как это часто бывает, засекретили, и об их конечных результатах ничего конкретного не известно. Говорят, что подобные исследования проводились тогда же и в СССР, но там все научные открытия скрывались еще жестче.
Кроме всего прочего, Бакстеру удалось установить, что незримую связь между разделенными частицами крови нельзя ничем экранировать. Иными словами, в информационном плане отобранные образцы всегда составляют одно целое с изначальной биологической особью.
Не случайно многие религиозные течения и конфессии категорически запрещают своим последователям сдавать кровь в медицинские учреждения или принимать ее от них. Бывают случаи, когда люди – истово верующие – умирают, но не разрешают врачам переливание чужой крови. И, объективно говоря, они правы. Такое решение основано на глубоком знании. Ведь, принимая чужую кровь, мы фактически впускаем в себя другого человека, который способен поддерживать непрерывную связь со своим основным телом, в какой бы части галактики оно не находилось. Как поведет себя внутри нас сия посторонняя личность, одному Богу известно. Как отразится на нас ее неразрывность с материнским прототипом?.. Может, тот человек заболеет, а мы будем страдать?.. Но заболеет – это еще полбеды. А может, он подлец, отъявленный подонок, каких свет ни видывал?.. Мы же не знаем. Может, он стал донором исключительно из корыстных или откровенно вредительских побуждений?.. Но если это так, нетрудно себе представить, какую ауру он несет в наш организм, как угнетает наше подсознание… В общем, переливание крови нельзя представлять себе упрощенно, как некий вещественный процесс: мол, взяли жидкость в одном сосуде и поместили в другой. Ничего подобного! Кровь – неразрывная, неотъемлемая часть конкретного человека – и никого другого.
Грета вспомнила, как еще в учебке многие курсанты поговаривали, будто шаковская внешняя разведка частенько прибегает к кровограммам. Правда, сама она относилась к подобным слухам с прохладцей.
Принцип кровограммы чрезвычайно прост; предложен, по сути, еще самим Бакстером. Предварительно у донора-разведчика берут кровь; затем ее замораживают. В строго установленное время образец достают из холодильника и помещают в камеру полиграфа – обвешивают всевозможными датчиками, измерителями. А разведчик в это же самое время передает в Центр шифрограмму с использованием старинной азбуки Морзе. Он просто-напросто колет себя иголкой или ножичком в определенное место – отстукивает на собственном теле посредством болевого воздействия морзянку. Ну а самописец полиграфа, само собой, выдает послание далекого агента в виде пунктирной линии, состоящей из точек и тире. Предмет разбирательства для шифровальщиков. Следующее слово за ними. Спецы радиотайнописи разложат штрих-код садомазохиста по полочкам и выдадут руководству уже готовое сообщение.
