Слегка раскосые глаза Карины, ее экзотическая восточная
красота наводили любопытных подруг на мысли о башкирской нефти или якутских
алмазах, но дальше туманных предположений дело не шло.
С другой стороны, судя по загадочности, которой Карина
окутывала свою жизнь, по осторожности ее немногочисленных романов, по тому, как
она строго избегала наркотиков, тяжелых безобразных попоек и публичных
скандалов, подруги предполагали, что деньги у Карины не от родителей, а от
«папика» — немолодого богатого содержателя, которого Карина тщательно скрывает
и который требует от нее соблюдения определенных правил поведения.
Действительно, те девушки, которые существовали на
родительские деньги — например, Катя Нурепова, дочь бензинового магната, или
«мукомольная принцесса» Рената Агапова, — отказывались от кокаина только
ради «звездной пыли», трезвыми бывали не чаще раза в год, любовников меняли
чуть ли не ежедневно, а в громкие скандалы попадали и того чаще: родители все
простят и вытащат из любой лужи.
На их фоне Карина выглядела тихоней и скромницей. На версию
«папика» работало и то, что очень часто в клубе или в бутике, на престижной
тусовке или крутой вечеринке в сумочке у Карины звонил мобильник, она слушала
несколько секунд и тут же срывалась с озабоченным видом, отвечая на вопросы
любопытных подруг только загадочным взглядом своих раскосых восточных глаз.
«Труба зовет! — ехидно переглядывались подружки, как
только Карина исчезала из поля зрения. — „Папик“ стосковался и бьет
копытом!»
А Карина, прослушав сообщение, ехала всего лишь в
круглосуточный универсам на проспекте Просвещения.
На мобильный ей звонил не загадочный богатый покровитель, а
скромная старушка, которая за небольшую добавку к пенсии выполняла роль
диспетчера. Ей звонили по домашнему телефону и сообщали, что поезд из Минска
задерживается на двадцать, тридцать или сорок минут. Старушка должна была немедленно
перезвонить по мобильному телефону и повторить ту же самую фразу. Услышав это
сообщение, Карина приезжала в универсам через час двадцать минут, или через
полтора часа, или через час и сорок минут соответственно.
В назначенное время она должна была взять на полке в
универсаме крайнюю справа коробку кукурузных хлопьев. Дома, открыв эту коробку,
она находила внутри дискету, содержавшую очередной заказ.
Раз в три месяца дискета содержала вместо заказа новый
порядок связи: менялся универсам, менялся тип коробки, служившей контейнером
для передачи сообщений. Неизменным оставалось одно: надежность и анонимность
связи.
Карина ни разу не видела заказчика. Дискету, содержавшую
информацию о заказе и порядке расчетов, она уничтожала, предварительно запомнив
все необходимое.
Вот и сейчас, сорвавшись из-за столика по звонку мобильного
телефона, Карина доехала до проспекта Просвещения, в точно назначенное время
вошла в универсам, взяла с полки коробку хлопьев, прихватила для себя йогурт и
поехала домой.
Дома она вынула из коробки дискету, вставила в дисковод.
На экране монитора появилось невзрачное женское лицо, адрес
и имя: Алевтина Ивановна Фадеева.
* * *
Алевтина Ивановна Фадеева работала в отделе нежилого фонда.
Этот отдел занимается учетом помещений, непригодных для жилья: допустим,
слишком темных или лишенных бытовых удобств, необходимых каждому современному
человеку. В некоторых случаях недостатки, присущие этому самому нежилому фонду,
превращаются в огромные преимущества. Помещение, непригодное для жилья, тем
самым становится «коммерческой недвижимостью», то есть в нем можно открыть
магазин, или кафе, или маленький, но очень рентабельный цех по производству
высокосортного индийского чая из дешевого грузинского сырья и ярких упаковок,
напечатанных в соседней типографии.
Короче, нежилой фонд может приносить большие прибыли.
Поэтому множество людей постоянно пытается перевести то или
иное помещение из жилого фонда в нежилой, то есть признать его не пригодным для
жизни.
Вот тут-то на сцене появлялась Алевтина Ивановна. Она
осматривала помещение, и с ее органами чувств происходили какие-то чудеса.
Особенно подводили ее глаза: им определенно не хватало света, и помещение
признавали слишком темным для проживания; также глаза Алевтины Ивановны в упор
не замечали санузел и прочие удобства, оборудованные владельцем. Кроме того,
Алевтина Ивановна ужасно мерзла — и помещение оформляли как неотапливаемое.
Конечно, все эти чудеса приходилось оплачивать, и оплачивать
довольно щедро, иначе в помещении становилось светло, как в операционной, и
тепло, как в машинном отделении «Титаника».
Само собой разумеется, Алевтина Ивановна делилась полученной
контрибуцией с вышестоящими товарищами, и те в свою очередь закрывали глаза на
ее временную слепоту. Помещение благополучно признавали непригодным для жизни,
открывали в нем ночной клуб или обувной магазин, и все расходились, довольные
друг другом.
Алевтина Ивановна очень дорожила своей работой. Чтобы не
сглазить и не привлечь к себе ненужного внимания, она говорила всем окружающим,
какая у нее тяжелая и нервная работа и как плохо она оплачивается —
действительно, официальная зарплата ее составляла всего две тысячи рублей. А
неофициальная, значительно более впечатляющая, понемножку накапливалась в
уютном тайничке, который предусмотрительная Алевтина Ивановна оборудовала у
себя в подоконнике. Это подоконник был съемный и пустотелый.
Периодически, когда наступал знаменательный момент
пополнения сокровищницы, Алевтина Ивановна задергивала плотные занавески,
отвинчивала два потайных винта и снимала подоконник с его законного места.
Перевернув пустотелую доску, скромная сотрудница отдела
нежилого фонда вытряхивала на ковер груду зеленых бумажек, пересчитывала их и
прикидывала, сколько на эти деньги можно купить квартир, машин или норковых
шуб, сколько месяцев или даже лет можно прожить на Канарах…
Ее согревало само наличие денег, их количество, возможность
подержать их в руках, пересчитать, представить себе все открывающиеся
возможности…
Алевтина Ивановна своих денег не тратила. Она боялась. Ей
казалось, что стоит ей купить хоть что-то, превышающее ее официальные
возможности, хоть что-то, выходящее за рамки скудного двухтысячного бюджета,
как ее тут же схватят за руку, посадят в черную машину, привезут в какое-то
ужасное место и потребуют ответа; откуда эти деньги?
Или еще хуже — ее скромной персоной заинтересуются бандиты и
придут к ней, вооруженные паяльниками и утюгами…
Такие страшные истории Алевтина Ивановна слышала от знакомых
не раз и ужасно боялась, что это может коснуться ее непосредственно.
Правда, о ее неофициальных доходах все равно знало слишком
много людей: во-первых, те, кто платил ей деньги за временную
слепо-глухонемоту, во-вторых, то начальство, с которым она обязана была
делиться… Но об этом Алевтина Ивановна пр??дпочитала не думать.
