— Что ты выдумываешь? — возмутилась я. —
Ничего у меня руки не трясутся. И в глазах не тоска, а волнение. Допускаю, что
немного похудела от переживаний, но ведь не каждый день на твоих глазах умирает
человек.
Попил кофейку — и помер!
— Моя жена всегда говорит, что кофе вреден, —
согласился Мишка. — Но, — он глядел на меня очень серьезно, —
вот что тебе не дает покоя. Совестливая ты очень, Александра, в журналистике
так нельзя.
— Много ты понимаешь в журналистике, — фыркнула я
и тут же опомнилась:
— Извини, не хотела с тобой ссориться. Но Миша, ты
пойми: если бы Ахтырский помер после того, как мы с ним поговорили, все
выяснили, то я бы не так переживала. А тут сиди и мучайся: то ли я его довела
до инфаркта, то ли кто-то ему рот хотел заткнуть, чтобы он мне ничего не
рассказал…
— Ты уж за что-нибудь одно беспокойся, —
усмехнулся Мишка, — либо он от твоих статей помер, тогда, значит, никто за
ним не стоит, либо его убили, и тогда ты в его смерти не виновата.
— Как бы это узнать? — пробормотала я.
— Конечно, если сидеть за столом и вздыхать, то ничего
не узнаешь, — съехидничал Мишка, — едем сейчас туда.
— Куда?
— В морг, вот куда! — крикнул Мишка, так что Гюрза
даже выглянула из кабинета и спросила, с чего это мы так разорались.
Я сделала вид, что не расслышала, и пошла надевать куртку.
Услышав змеиное шипение из кабинета, Мишка мгновенно испарился, как будто его и
не было.
— Петухова! — крикнула Гюрза, очевидно, пароксизма
вежливости хватило у нее только на один вчерашний день. — Тебе не кажется,
что ты должна ставить меня в известность по поводу своих отлучек? Как
продвигается расследование?
— Виталий Андреич не предупреждал меня, что я должна
ставить в известность кого-то, кроме него, — холодно заметила я и
направилась к выходу.
Положив руку на ручку двери, я оглянулась. Глаза у
начальницы были такие выпученные, а физиономия такая красная, как будто ее
обварили кипятком. Она шумно дышала с присвистом. Интересно, у пресмыкающихся
бывает инфаркт?
* * *
Мишка ждал меня у выхода в своей старенькой «пятерке». Всю
дорогу мы молчали, только у самой Куйбышевской больницы он сказал, чтобы я
помалкивала и делала расстроенный вид.
— Впрочем, у тебя и так вид — краше в гроб
кладут, — неделикатно высказался он, — так что в морг мы как раз
кстати.
Внезапно перед самой больницей с боковой улицы перед нами
выскочил какой-то нахальный серый «опель». Мишка, чертыхнувшись, вдавил педаль
тормоза в пол. Машина резко остановилась.
— Пускают же на дорогу всяких уродов! — в сердцах
воскликнул он. — Хорошо, только что колодки поменял, тормоза хорошие, а то
бы врезались…
На территорию больницы пускали только труповозки и
медицинские «рафики», так что мы с Мишкой пошли пешком.
Небольшое здание морга стыдливо пряталось за кустами сирени,
которые сейчас, в октябре, еще были покрыты зелеными листьями. Я заметила:
сирень не желтеет, кусты стоят зеленые до самых морозов, потом листья жухнут и
опадают. Сирень я люблю, у меня на нее аллергии нет.
Мишка усадил меня на лавочку, велел никуда не уходить и
скрылся в недрах морга. Вокруг было относительно тихо, наверное, никаких
похорон сегодня больше не предвиделось.
Только я собралась было достать сигаретку и расслабиться на
мягком осеннем солнышке, как из дверей выскочил Мишка, подталкивая перед собой
разбитного мужичка в грязно-белом халате поверх ватника.
— Вот, ты сам на нее посмотри! — сокрушался
Мишка. — Вот, сам погляди, до чего девку вся эта история довела! Кожа да
кости, одни глаза на лице остались…
Мужичок оценивающе меня осмотрел и нехотя кивнул:
— Да, пропорция нарушена.
Я удивленно поглядела на Мишку: при чем тут мои пропорции?
По весу тут покойников принимают, что ли?
— Ты посиди пока, — высказался Мишка тихонько и
продолжал, обращаясь к мужичку:
— Сергеич, Христом-Богом тебя прошу, помоги! Сил у меня
нет больше с ней возиться! Так переживает, что руки может на себя наложить. И
тогда меня совесть замучает — сестра родная все-таки!
Ах, вот как, мы с Мишкой уже оказывается родственники! Я сделала
постное выражение лица и наклонила голову ниже, чтобы не рассмеяться.
— Бросить ее не могу, дома бывать почти перестал, а у
меня, между прочим, дети малые… И жена все время пилит! Сам знаешь, какие жены
бывают…
— Это да, — энергично закивал головой Сергеич, —
это конечно…
Насчет детей Мишка приврал: дите у него было одно, и совсем
не малое: сын-оболтус четырнадцати лет. Жена Мишку редко пилила, но, как
говорится, ради красного словца…
— Помоги, Сергеич! — просил Мишка. — Разузнай
все насчет того покойника! А я уж.., не постою… — Он расстегнул «молнию» на
сумке и показал мужичку литровую бутылку водки «Лапландия».
Видя, что разговор приобретает совершенно конкретное
направление, Сергеич оживился.
— Дак что ты хочешь-то? Чего разузнать-то надобно?
— Вчера мужика привезли к вам, Ахтырский Борис
Борисович, — деловито начал Мишка. — Так вот, как бы это узнать,
отчего он помер?
— А тебе зачем? — подозрительно уставился на него
Сергеич.
— Да тут понимаешь, какое дело… — Мишка сделал вид, что
здорово смущен. — Сеструха моя.., вот она, — он кивнул на
меня, — была у него в любовницах. Ты не думай, — заторопился
Мишка, — это она сейчас такая страшная, потому что переживает, а раньше
была очень даже ничего себе. И, сам понимаешь, дело молодое, а он,
Ахтырский-то, солидный был человек, директор фирмы.
Ну и уговорил девку. Квартира у нее отдельная, там и
встречались, чтобы жена его ничего не узнала.
— Ну дак и что? — спросил Сергеич. — Обычное
дело, как у всех…
— Оно-то так, но понимаешь, покойный… как бы это
помягче выразиться… — Мишка сначала забуксовал, а потом выразился, как
придется:
— Покойный очень трахаться любил. Вот хлебом его не
корми, дай только.., ну, это самое. Видишь, до чего девку довел — кожа да
кости…
— Да, — деревянно кивнул Сергеич, глядя на меня с
легким недоверием.
— А потом вдруг — раз! — и помер, — продолжал
Мишка. — И она ночей не спит, переживает. Думает, может, у него инфаркт
оттого, что ну.., надорвался, сердце и не выдержало. Вот я и хочу выяснить,
если у него инфаркт, то это одно дело, а если от чего другого он помер — ну
отравился там, то тогда сестра, стало быть, ни при чем, и можно спать спокойно.
Так, Сергеич, как бы это узнать, а?
— Ну, — Сергеич помолчал, — это дело
ответственное. Вскрытием у нас врачи занимаются, они с нашим братом санитаром
не больно разговаривают.
