— Где работает — понятия не имею, — продолжала
Ираида, — сюда приехал по делам каким-то…
— В командировку, что ли? — уточнила я.
— Ну не то чтобы в командировку, раз временем не
ограничен… Да если хочешь знать, он вообще ко мне в гости приходил!
И я даже предлагала ему у меня поселиться.
— А он отказался? — развеселилась я.
— Сказал, что неудобно — что люди, мол, скажут? А здесь
все-таки ты еще живешь, не так неприлично…
— Ой, какие мы нравственные! — усмехнулась
я. — А я думаю, что он просто испугался. Если бы он у тебя поселился, то
ты бы уж его выпустила только через загс…
— Неужели ты так плохо обо мне думаешь? —
возмутилась Ираида. — Никого еще силой жениться не заставляла…
— Ладно, не обижайся, мне-то что… — примирительно
заговорила я, следя за кофейной пеной, поднимающейся из джезвы. — Но каков
старый греховодник? Прямо Дон-Жуан какой-то! И что вы в нем нашли?
— Да я сегодня вовсе не из-за него пришла! —
Ираида оттолкнула меня от плиты и ловко подхватила джезву, не дав кофе убежать.
— Меня решила навестить, что ли?
— Вот именно! — Ираида сорвалась в прихожую и
вернулась, держа в руках газету с моей последней статьей:
— Александра, скажи на милость, что это такое?
— Моя статья…
— Вижу, что статья! И что это ты в ней расписала про
соседку, которая подозревает, что Алевтину убили?
— А что, разве нет? — невинно спросила я. —
Разве не ты вот в этой самой кухне утверждала, что все очень подозрительно?
«Тайну могилы» вспоминала, Мишель Пфайффер в пример
приводила…
— Отстань! — Ираида одним глотком отхлебнула
полчашки кофе, подавилась, закашлялась и окончательно рассердилась:
— Заварила ты кашу! От этих статей милиция заметно
зашевелилась — видать, им начальство хвост накрутило. А начальству еще
какое-нибудь начальство. И пошло-поехало. Значит, приезжают ко мне двое и везут
в милицию на допрос.
— Ужас какой! — вскричала я. — Так прямо из
дома и взяли?
— Ну вежливо, конечно, как умеют, проводили там в
комнату, сижу. Приходит мужик такой наглый, представляется капитаном Слезкиным
и — раз передо мной газету на стол! С какого, говорит, перепуга, вы, гражданка
Коростель, все это выдумали?
— Кто это — Коростель? — тупо спросила я.
— Это я пока еще Коростель, — смущенно ответила
Ираида, — по четвертому мужу…
Паспорт сейчас так трудно поменять…
— Ну надо же! — фыркнула я. — Коростель! А
что, оригинально… Ну и что дальше-то было?
— Этот Слезкин — тот еще фрукт, наехал на меня, как
танк! Сначала кричит, что у меня бред и выпадение сознания, раз я такую ерунду
журналистам рассказываю.
— Так и выразился? — уточнила я.
— Ну примерно, смысл такой был. Я, конечно, понимаю,
человек он молодой, едва за тридцать будет, ему все женщины под пятьдесят
старухами кажутся.
На самом деле Ираиде было не под пятьдесят, а уж давно за.
Сами посудите, если даме нет еще пятидесяти, станет она называть вслух так
ненавидимое ею число «пятьдесят»?
Но я смолчала, чтобы еще больше не расстраивать Ираиду.
— Потом он переключился на другое.
Якобы все, что я тебе сообщила, — секретные сведения, и
я, значит, нарушила тайну следствия. Теперь, мол, преступники прочитают газету
и поймут, что не удалось выдать смерть Фадеевой за несчастный случай. Они
затаятся, и концов в этом деле никогда будет не найти. В этом виноват мой
длинный язык, и поэтому за такое даже полагается уголовная ответственность.
— Силен! — восхитилась я.
— Ну ты меня знаешь, — продолжала Ираида, —
если меня разозлить…
— Это точно, — согласилась я, нашу Ираиду
безнаказанно не обидишь.
— Я тогда ему и говорю, что вы, мол, товарищ капитан,
что-нибудь одно мне инкриминируйте. Либо я уже в маразме и чушь всякую несу,
тогда на ненормальную старуху можно и внимания не обращать. Либо в статье
действительно все логично разложили по полочкам, и есть в моих умозаключениях
рациональное зерно. Тогда, конечно, может, и не нужно было в газете все это
печатать, чтобы преступники раньше времени не забеспокоились, а только кто меня
допрашивал? Кто у меня подписку о неразглашении брал? Никто, говорю, ничего не
спросил и ни о чем не предупреждал, так что об уголовной ответственности не
может быть и речи.
— Молодец! — с чувством высказалась я. —
Одобряю…
— Этот Слезкин аж задохнулся и только было рот открыл,
чтобы заорать, как вдруг приходит в комнату начальство. Сам он в штатском, но
Слезкин как увидел его, так вытянулся в струнку. Я как поглядела на него, так
сразу определила навскидку, что чин не меньше подполковника. Так и оказалось, я
потом у секретарши в приемной выяснила.
— У тебя на такие вещи глаз — алмаз, — поддакнула
я.
— Да, значит, входит он и говорит Слезкину: берите
группу и срочно езжайте в квартиру Фадеевой на обыск. А вы, Ираида Сергеевна,
пожалуйте ко мне в кабинет для разговора. Приходим в кабинет, он секретарше
крикнул, чтобы кофе принесла. Все я ему рассказала: и про воду холодную, и про
полотенце, и про тапочки. Он слушает внимательно, вопросы задает, потом и
говорит: вам бы, Ираида Сергеевна, оперативником работать. Глаз у вас острый,
все сразу замечаете.
Мы, говорит, это дело возьмем в работу, потому что, как
справедливо заметил журналист этот, Кречет (это он про тебя), все это могут
быть звенья одной цепи. А на капитана не обижайтесь — дел много, заняты мы
очень, вот он от переутомления и раздражен. Что вы, говорю, Валентин Васильич,
я не в претензии, лишь бы справедливость восторжествовала.
Отметив про себя, что Ираида уже называет неизвестного
подполковника по имени-отчеству запросто, я не выдержала и поинтересовалась:
— А подполковник интересный?
— Может произвести впечатление, — уклончиво
ответила Ираида и разговора на эту тему не поддержала.
* * *
Мамуля со своим милым другом вернулись поздно ночью, когда я
крепко спала. Утром на кухне царила благостная тишина, никто не суетился вокруг
ненаглядного Петеньки, не покрывал стол красивой скатертью и не демонстрировал
фамильное серебро. Я в полном одиночестве позавтракала омлетом из двух яиц —
скажу откровенно, только на яичных желтках желтый цвет не вызывает у меня
раздражения, — выпила большую чашку кофе с молоком и набрала номер
Мишкиного мобильника. Однако, хоть времени и было девять утра, женский голос
ответил мне, что абонент временно отключен или находится вне зоны действия. Все
ясно: Мишка еще дрыхнет. Интересно, когда он собирается прийти в редакцию? Мне
невтерпеж узнать, что он там успел накопать. По домашнему телефону я, однако,
звонить постеснялась: все же достаточно рано.
