— Сто тысяч… — вздохнула Ираида. — А если бы ты
знала, в каком пальто она ходила… Это просто ужас какой-то!
— Ну, Ираида, хотела я у тебя спокойно посидеть, а ты
сразу огорошила! Не знаю теперь, что и думать.
— А ты поделись со мной, авось помогу, —
предложила Ираида. — С чего все началось-то?
Я только собралась было рассказать ей все порядку, как Петр Ильич
с мамулей уговорили меня создать сенсацию, но в это время зазвонил телефон.
Ираида долго говорила, потом как раз вскипел чайник, потом мы немного поболтали
о тряпках, перекинулись на мужчин, и я вдруг попросила Ираиду замолвить за меня
словечко перед ее подполковником, не согласится ли он дать мне полное и
эксклюзивное интервью на тему расследования убийства Антонова.
Ираида подумала и обещала поспособствовать ради нашей старой
дружбы, на том мы и расстались.
* * *
Что началось в редакции на следующее утро после того, как
вышла наша газета, — не рассказать. Главный пожалел меня, а вернее,
сообразил, что в состоянии ужасного беспокойства за Мишку от меня будет мало
проку, он просто опубликовал документы, что дала мне неизвестная Светлана, и
сам написал краткий сопроводительный комментарий.
После этого хитрый Главный уехал на дачу.
Секретарша получила строжайший приказ никому не давать номер
его дачного телефона, даже если в редакции будет пожар, а в городе —
наводнение.
С самого утра звонков было мало, видно, чиновники и
начальство КУГИ так рано газет не читали. А уж потом, когда референты принесли
им газетные материалы с отмеченными красным местами, где нужно читать, те
схватились за голову.
Сначала на звонки отвечал заместитель Главного, потом ему
это надоело, и он уехал в типографию. Начальник отдела новостей тоже куда-то
смылся, и секретарша стала переключать звонки на нашу Гюрзу.
Вот когда на нашей улице настал праздник! Дверь в кабинет
была открыта, и мы с Кап Капычем имели удовольствие слышать, как Гюрза
оправдывалась по телефону. Голос у нее напоминал шипение полузадушенной кобры,
правда, я никогда не слышала, какие звуки издает кобра перед смертью.
Перехватив мой злорадный взгляд, Гюрза тут же отомстила:
сдала меня неизвестному абоненту с потрохами, то есть сообщила, что Александр
Кречетов — это псевдоним молодой журналистки Александры Петуховой.
— Слушай, за что она меня так ненавидит? — задала
я Кап Капычу риторический вопрос.
Но ответ, как ни странно, получила:
— За то, что тебя все любят, а ее ненавидят, за то, что
ты можешь отлично писать, а она — нет!
Действительно, в последнее время Гюрза все больше правила
чужие статьи, оттого верно и выбилась в начальство, чтобы самой у компьютера не
корпеть, не больно хорошо она умела излагать свои мысли, да и мыслей тех было
немного…
День прошел в какой-то бессмысленной суете, я не могла
заниматься ничем серьезным и в благодарность Кап Капычу за моральную поддержку
сочинила аж три эротических рассказа. Петя благодарил меня со слезами на
глазах, сказал, что у него гора свалилась с плеч и что три недели он сможет
теперь спать спокойно.
* * *
Алексей Игоревич Березкин прошел мимо вахтерши, высокомерно
подняв левую бровь.
Гнусная старуха как-то странно встрепенулась, и ему
показалось, что она хотела потребовать у него пропуск. У него, у заместителя
председателя Комитета! Уж его-то вся эта мелюзга обязана знать в лицо! Конечно,
она не посмела, но хотела — он почувствовал это ее желание.
В чем, в чем, а в психологии мелких пресмыкающихся Алексей
Игоревич очень хорошо разбирался.
Он шел по длинному коридору монастырского флигеля, в котором
размещался Комитет, все так же высокомерно подняв бровь, и отмечал творящиеся
вокруг странности. Встреченные в коридоре сотрудники здоровались с обычным
подобострастием, пожалуй, оно выглядело даже преувеличенным, но стоило ему
пройти мимо — они начинали шушукаться.
Он не видел этого, конечно, не хватало еще оборачиваться, но
чувствовал спиной, зрячей спиной настоящего психолога.
Войдя в свою приемную, бросил взгляд на секретаршу. Так и
есть — вид испуганный и заискивающий, при его появлении бросила телефонную
трубку. Сплетничала, сплетничала о нем!
— Сам не звонил? — осведомился, по традиции указав
пальцем наверх, хотя председатель комитета сидел здесь же, на первом этаже.
Ольга издала отрицательный писк и еще больше побледнела.
Алексей Игоревич вошел в кабинет, расслабил лицо, сел за
стол, углубился в бумаги, стараясь не думать о перешептываниях в коридоре, об
испуганном Ольгином лице, о заразе-вахтерше… Он старался не думать и о том, что
телефон у него на столе не звонит.
Обычно этот чертов телефон трезвонит, не умолкая, хрипнет от
непрерывных звонков, раскаляется, не оставляя ему времени на все остальные дела, —
и это при том, что Ольга переводит на его аппарат только самые важные звонки,
остальные пресекая в зародыше.
А теперь этот паразит молчал!
«Ну и хорошо, — думал Алексей Игоревич, — зато я
переделаю столько дел!»
Он перевернул страницу и понял, что совершенно не
воспринимает лежащий перед ним документ, смотрит на него так, будто он написан
на португальском или голландском языке. Черт! Он никак не мог собраться с
мыслями, перед глазами стояла наглая физиономия вахтерши.
* * *
Алексей Игоревич Березкин начал свой трудовой путь в
комитете комсомола института. Ему было трудно: не было за спиной сильной
родительской поддержки, не было никаких связей. Но симпатичный исполнительный
юноша из провинции с пламенным чистым взором юного ленинца и бескомпромиссным
характером, который не позволял ему мириться с отдельными проявлениями
мелкобуржуазных настроений в студенческой среде, очень понравился серьезному
неулыбчивому человеку из парткома.
Юный ленинец, сталкиваясь с мелкобуржуазными проявлениями,
бежал в партком и, кипя от возмущения, рассказывал об этих проявлениях своему
покровителю.
Не подумайте плохого, Алексей не доносил на своих
друзей-студентов, не стучал на них, просто его непримиримая жизненная позиция
не позволяла ему молча проходить мимо вопиющего…
А если после его искренних бесед с покровителем четверых
студентов отчислили из института, а на одного завели уголовное дело по
обвинению в разглашении государственной тайны, то при чем здесь Алеша Березкин?
Это студент, мерзавец, вел непозволительные разговоры со
своим однокурсником из Уганды, а кто его знает, этого у гаденыша, может быть,
он американский шпион или агент влияния?
Во всяком случае, мириться с этим настоящий советский
студент Березкин никак не мог!
