После этого происшествия кое-кто перестал здороваться с
Березкиным, а одна знакомая девушка сказала: «Я все думала: кого-то ты мне
напоминаешь! Только теперь поняла, кого — Павлика Морозова».
Березкину это сравнение польстило: он видел портрет Павлика
Морозова в энциклопедии, и ему понравились горящие глаза юного ленинца, его
чистый, открытый взгляд…
К окончанию института Березкин занимал в комитете комсомола
заметный пост, был, несмотря на молодость, членом партии, и самое главное — его
серьезный неулыбчивый покровитель, которого боялись не только в парткоме
института, составил о нем окончательно положительное мнение и рекомендовал
своего юного друга в райком комсомола.
Здесь Алексей тоже нашел много возмутительных проявлений
чуждой идеологии. Встречи с неулыбчивым покровителем стали более редкими, но от
этого не менее содержательными. Теперь они обычно происходили на специальной
квартире, с соблюдением некоторых мер конспирации. Оказалось, что зараженные
чуждой идеологией люди тоже зачастую имеют влиятельных покровителей, и
действовать против них нужно осторожно и вдумчиво. Как и действовал на новом
поприще Алексей Игоревич Березкин.
Постепенно, благодаря продуманной и целенаправленной
поддержке неулыбчивого покровителя, Березкин занимал все более и более
значительные посты, но тут случилось страшное: чуждая идеология проникла на
самый высший уровень, и борьба с ней сделалась практически невозможной.
«Рыба гниет с головы», — сказал неулыбчивый
покровитель.
И он был прав. Над бескрайними просторами страны все сильнее
и явственнее разносился запах гниющей с головы рыбы.
События развивались с катастрофической скоростью. Страна
менялась на глазах, и однажды утром Березкин ее просто не узнал.
Страна стала другой, но неулыбчивый покровитель оставался
все таким же: неулыбчивым, серьезным и надежным, как скала, В новых
обстоятельствах линия его поведения изменилась. Если раньше он придавал
определяющее значение идеологии, то теперь говорил, что на первый план вышли
экономика и финансы. И очень вовремя помог своему молодому другу занять
заметный пост сначала в финансовом комитете мэрии, а потом — в очень важном
Комитете по управлению городским имуществом.
Сам покровитель давно уже перебрался в Москву и водил там
дружбу с человеком, которого прежде не допустил бы ни в одну серьезную
организацию, не принял бы в партию, не утвердил бы ни на одну стоящую
должность.
Новый друг неулыбчивого покровителя был, как раньше
выражались, лицом еврейской национальности, что само по себе делало его в
глазах Березкина совершенно чуждым, неприятным и подозрительным. Мало того,
этот человек, Михаил Львович Ярославский, был капиталистом, миллионером из
новых, то есть очевидным классовым врагом, агентом влияния. Именно с такими
людьми Березкин боролся всю свою сознательную жизнь, а теперь приходилось
действовать в интересах Ярославского, у которого чуждая идеология была написана
на лице, выступала изо всех пор…
Но Алексей Игоревич за последние годы стал достаточно гибок
и понимал, что в тактических целях, ради решения важнейших задач можно пойти на
временный союз с кем угодно — даже с явным классовым врагом.
Что он при этом считал важнейшей задачей, главной
стратегической целью, ради которой готов был пойти на любые компромиссы,
Алексей Игоревич предпочитал не уточнять.
Дело в том, что он уже давно не верил в построение светлого
будущего, и его стратегической целью стали большое богатство и большая власть,
а такая цель волей-неволей диктовала и соответствующие средства.
Со своим неулыбчивым покровителем он встречался теперь еще
реже, но встречи эти были важны, как никогда. Березкин давно уже просил, чтобы
покровитель помог ему с переводом в Москву, где кипела настоящая жизнь и
делались настоящие деньги. Покровитель обещал ему, но как-то уклончиво, часто
повторяя, что в Петербурге ему тоже нужен свой человек. Наконец в одну из
последних встреч он сказал, что устроит этот перевод, если Алексей Игоревич
поможет Ярославскому приобрести один из крупных объектов недвижимости.
Сначала задача показалась Березкину несложной: предприятие,
о котором шла речь, успешно двигалось к банкротству, после которого провести
закрытые торги с заранее предрешенным результатом не составило бы для Березкина
труда. Однако, наблюдая за развитием событий и понемногу подталкивая их в
нужном направлении, Алексей Игоревич вдруг понял безошибочным чутьем матерого
номенклатурного волка, что у него появился неизвестный враг, такой же опытный и
хитрый, как он сам, но имеющий перед ним очень важное преимущество: Березкин
своего противника не знал и поэтому не мог предпринять разумных шагов, не мог
нанести ответного удара.
Кульминацией деятельности его неизвестного врага стала серия
газетных публикаций, подписанных каким-то никому не известным Александром
Кречетовым. Тщательно выстроенная газетная кампания сначала исподволь привлекла
внимание публики к операциям в сфере коммерческой недвижимости, дала понять,
что в этой области делаются темные дела и творится криминальный беспредел, а
затем на эту подготовленную почву упали невесть откуда появившиеся документы за
его, Березкина, подписью…
Еще больше осложняло ситуацию то, что одновременно с
проведением газетной кампании произошло два убийства.
Первое — убийство Алевтина Фадеевой, преданной и
исполнительной женщины, чьими услугами Березкин пользовался, когда нужно было
связаться с очередным покупателем или арендатором объекта, чтобы не светиться
самому, — Алексей Игоревич расценил, как очередной удар в тайной войне,
которую вел против него неизвестный противник.
Алевтина была полезна, надежна, неболтлива, ее потеря
неприятна, но поправима — найти человека на ее место не составит труда, и одна
кандидатура уже была у Березкина на примете. Но если эта смерть казалась вполне
понятной и объяснимой, то убийство Антонова, коллеги и соперника, такого же,
как сам Березкин, заместителя председателя Комитета, чрезвычайно удивило
Алексея Игоревича Грешным делом он подозревал, что именно Антонов — его тайный
враг, именно он затеял всю эту партизанскую войну. Смерть Антонова никак не
укладывалась в эту концепцию, она была непонятна и, как все непонятное, пугала
и настораживала.
Антонов был серьезным противником, он гораздо дольше, чем
сам Березкин, варился в номенклатурном котле, имел большие связи, но он был
предсказуем, Березкин знал его слабости и уязвимые места и мог воспользоваться
ими, например, неумеренной страстью Ивана Андреевича к полноватым молодым
блондинкам. Теперь же приходилось перестраиваться, высматривать в своем
окружении другого врага, причем Березкин постоянно чувствовал этого врага у
себя за спиной, ощущал его дыхание, ловил на себе его пристальный угрожающий
взгляд…
Конечно, сейчас, после идиотских газетных публикаций,
сторонним наблюдателям, да и тем, кто много лет проработал во властных
структурах, стоптал не одну пару ботинок в коридорах власти, может показаться,
что позиции Березкина пошатнулись, что он не удержится на своем посту. Поэтому
так изменилось отношение к нему обслуги, чутко, как барометр, определяющей
влиятельность и перспективы руководящих работников.
