— Постой, дорогой мой, — мягко прервала я
Никиту, — а какой интерес может представлять ваш комбинат для больших
людей?
Для очень больших людей? Я, конечно, понимаю, что тебя и
тех, кто работает на комбинате, все это очень волнует и расстраивает, ты
болеешь душой за рабочих и за общее дело, но ведь в масштабах города этот
объект не представляет большого интереса? Старое, запущенное здание, далеко от
города, оборудование явно устарело…
— Ты не совсем права. — Никита внезапно успокоился
и поглядел очень серьезно. — Нищета, запустение, безлюдье, Сидоров с
кувалдой — все это производит отталкивающее впечатление, но нельзя на этом
основании делать выводы о никчемности комбината. У нас есть цеха с хорошим
современным оборудованием, но оборудование это простаивает, потому что
поставщики приостановили отгрузку сырья. Сырье не отгружают, потому что у нас
нет денег, чтобы за него расплатиться. Нет сырья — нет продукции, нет продукции
— опять-таки нет денег… Получается порочный круг! — Никита подошел к окну
и отвернулся. — А если даже удается выбить откуда-то деньги, их снимают с
нашего счета в качестве штрафных санкций за налоговые недоимки!
Из-за отсутствия денег мы потеряли всех специалистов: людям
же нужно семьи кормить, они не могут сидеть здесь, в Новоапраксино, и ждать,
пока улучшится экономическая ситуация… Остались только Сидоровы…
Я прикинула, что можно выжать из всего горячего монолога
Никиты на предмет написания статьи. Получалось, что ничего. Статья получится
самая обычная и дико скучная. В самом деле, о таком уже писали, и не раз, и
читают такие статьи только бабушки-пенсионерки и отставники-ветераны. Я
представила себе лицо Гюрзы, когда я принесу ей такую статью. Лучше и не
пробовать. Но отчего-то несчастный комбинат привлек внимание Петра Ильича? Что
он нашел в комбинате такого привлекательного для себя? Хоть я и плохо его знаю,
но успела убедиться, что Петр Ильич — это такой человек, который зря ничего не
делает…
— Из этого порочного круга нет выхода? — задала я
вопрос чисто из вежливости.
— Я вижу только один выход, — печально произнес
Никита, — нужно получить заем в банке, достаточно долгосрочный, чтобы
успеть поднять производство и выйти из финансового пике… И мне удалось даже
найти влиятельного человека, который проявил интерес к нашим проблемам и начал
подготовку кредитования…
Но его убили, убили в собственном подъезде…
— Кто же это? — спросила я с интересом.
— Трубин, Николай Васильевич Трубин.
— Я вспоминаю, это было заказное убийство, наша газета
об этом писала. Это было ведь летом?
— Ну да.., а после его смерти никто не хочет со мной
даже разговаривать… Стоит мне только заикнуться о кредитах, у всех банкиров
просто отказывает слух! У меня создалось впечатление, что кто-то за кулисами
умело направляет наш комбинат к банкротству, кому-то это очень выгодно!
— Но все-таки, Никита, — вернулась я к
интересующему вопросу, — почему ваш комбинат может интересовать финансовых
воротил? Мало ли дышащих на ладан умирающих предприятий? Никита, открой мне
секрет, по старой дружбе, а?
— Может быть, все дело в ультрамарине? — задумчиво
проговорил Никита, — В чем?
— В ультрамарине. Это редкий и очень дорогой краситель,
который производится только у нас в Новоапраксино.
— И больше нигде в России? — уточнила я —
Обижаешь! — с гордостью ответил Никита. — Больше нигде в мире!
— А сейчас вы его выпускаете?
— Какое там! Производство чересчур дорогостоящее! В
нашем сегодняшнем состоянии нечего и думать о такой трудоемкой технологии!
— А как же жить без ультрамарина? — задала я
провокационный вопрос, но Никита снова не понял сарказма.
— Вообще-то его покупали в небольших количествах одна
голландская компания для производства художественных красок и баварская фирма,
которая использует ультрамарин в оптическом производстве. Они и сейчас
присылают нам заявки, но мы вынуждены отказывать — сама видишь, почему. Но до
меня доходили сведения о том, что в Германии разворачивается очень крупное
химическое производство, в котором ультрамарин играет очень важную роль.
— А если вам не удастся найти средства, что ждет
комбинат? — спросила я напоследок, потому что и так уже все было ясно.
— Что ждет… — вздохнул Никита. — Банкротство, что
же еще… И все к тому идет, то есть фирму объявят несостоятельной, проведут
торги, и комбинат купит какой-нибудь миллионер, который выплатит долги бюджету,
а дальше будет делать с предприятием все, что сочтет нужным.
— А как проходят такие торги? — поинтересовалась
я. — Как обычный аукцион, какие показывают в кино: три удара молотком, все
участники поднимают цену?
— Да нет, — Никита поморщился, — предприятия
и крупные объекты недвижимости не продают с молотка, в таких случаях обычно
проводят закрытый тендер.
Я насторожилась, как кот, который услышал в сене шуршание и
писк. Словосочетание «закрытый тендер» было мне хорошо знакомо по злополучному
делу «Домовенка».
— А кто проводит этот тендер? — осторожно
поинтересовалась я.
— Чаще всего — КУГИ, Комитет по управлению городским
имуществом…
— Да знаю я, что такое КУГИ! — машинально ответила
я.
Круг замкнулся. Все это дело начиналось с КУГИ и КУГИ
заканчивается. И Новоапраксинский комбинат имеет ко всей этой истории с
коммерческой недвижимостью самое непосредственное отношение.
— Саша, о чем ты думаешь? — теребил меня Никита.
Оказалось, я уже минут десять сижу с застывшим лицом и не
откликаюсь на зов.
— Мне надо идти, — очнулась я от транса.
— Куда идти, что с тобой, у тебя такое странное
выражение лица… С тобой ничего не случилось? — Он тревожно заглянул мне в
глаза.
Милый мой, если бы ты знал, сколько всего со мной случилось!
Причем за какие-то две недели! Раньше за десять лет нашей разлуки ничего
особенного не происходило, а теперь вот произошло.
Но я не могла ничего рассказать Никите, потому что сама еще
плохо представляла все масштабы случившегося.
— Куда ты торопишься? — допытывался Никита. —
Зачем вообще приходила?
И, поскольку не добился ответа, то предложил:
— Подожди здесь немножко, я должен там работяг своих
проконтролировать. А потом сам тебя отвезу. Дождь пошел, а по нашим дорогам по
грязи шлепать — это, я тебе скажу, удовольствие ниже среднего.
Я согласилась, потому что, откровенно говоря, совершенно не
представляла, куда пойду, когда приеду в город. Никита улетучился, я уселась на
стул и стала думать.
Допустим, имеется химический комбинат, который при умелом
руководстве и небольших — относительно, конечно, — денежных вливаниях
преодолел бы все перестроечные и постперестроечные трудности и продолжал бы
функционировать и производить нужную в нашей стране и за рубежом продукцию.
