Никита опаздывал. Я выпила водички, закурила и разложила
газеты со своими статьями в хронологическом порядке. Наконец от дверей
послышались охи и ахи, и я увидела Никиту.
И как вы думаете, что было в руках у этого чудовища?
Правильно догадались: в руке Никитушка держал огромный букет желтых роз, штук
семь, не меньше. Он воззрился на меня с недоумением, но Алла быстренько ввела
его в курс дела, то есть подтвердила, что это я, та самая Саша Петухова. Никита
сглотнул и направился ко мне через зал, задевая чужие столики и ничего вокруг
не замечая.
Все пропало, мысленно констатировала я.
Сейчас я расчихаюсь на все кафе, Никита будет смотреть на
меня с жалостью, а официантки — с насмешкой. А если сейчас отшатнуться и
заорать, чтобы немедленно убрал розы, Никита обидится, и у нас все будет
кончено.
Так фиг же вам всем! Я не позволю судьбе надо мной
издеваться!
Я встала с места навстречу Никите и взяла из его рук букет.
Он был без обертки. Я сдвинула в сторону аккуратную манжеточку, которая
повязывается на розы, чтобы не уколоть руки, и сжала стебли в кулаке. Шипы
воткнулись в ладонь. Я сжала руку еще сильнее. Было очень больно, но я
улыбнулась и сказала тихо:
— Спасибо, милый, мне так давно никто не дарил цветов…
Еще бы, все мои друзья боятся попасть впросак: черт меня
знает, как я буду реагировать на цветочки!
— Саша, ты не плачь, — засуетился Никита, —
хочешь, я буду дарить тебе такие розы каждый день?
Вот спасибо-то! Обрадовал, можно сказать…
— Я очень тронута… Только давай попросим Аллу, чтобы
поставила пока их в сторонке. Букет очень большой, а я хочу при нашем разговоре
видеть твое лицо.
Слава тебе, Господи, проклятые розы унесли! Но от Никиты я
готова была принять хоть целый куст акации! Тем более что в носу не свербело и
глаза не слезились.
— Никита, — начала я решительно, — я должна
тебе сказать…
— Подожди, ничего не говори, я сам, — прервал он
меня. — Мужчина в таком деле должен быть первым… — и тут же замолчал,
собираясь с мыслями.
А что мне оставалось делать? Прерывать, мужчин в таких
случаях не рекомендуется. Если я сейчас скажу, что нужно отложить этот разговор
до более подходящего случая, потому что у меня другие заботы, этого подходящего
случая может вообще не быть.
— У меня куча недостатков, — начал Никита со
вздохом. — Нет, не так.
— Ты так изменилась.., нет, тоже не то.
Никита залпом выпил стакан минеральной воды и выпалил:
— Я понял, что я тебя люблю!
— Вот как? И когда же ты это понял? — Я
постаралась задать это вопрос как можно мягче, чтобы не спугнуть Никитушку.
— Вчера ночью, нет, сегодня утром.., ну, не важно. Ты
тоже меня любишь, с девятого класса, сама говорила… И раз уж такая судьба нам
была встретиться, то давай быть вместе!
Ей-богу, я уже соскучился…
Выговорив самое трудное, Никита вздохнул с облегчением и
уставился на меня в ожидании ответа.
Интересно, с чего он взял, что я его люблю? Я говорила, что
была влюблена в него в девятом классе, но это вовсе не значит, что все десять
лет я хранила ему верность. Но попробуйте, скажите такое мужчине…
— Хороший мой, — проворковала я и погладила
Никитушку по щеке.
Он успокоенно заулыбался.
— Слушай, а что мы тут делаем? Пошли ко мне!
— Нет, — сказала я по возможности твердо, — к
тебе мы не пойдем, потому что ты сразу же потянешь меня в постель.
— Ага…
— А нам с тобой надо очень серьезно поговорить. Не про
любовь, будем считать, что про любовь мы уже все выяснили.
— Я не могу ни про что говорить, — признался
Никита, — ты такая красивая…
— Никита, — взмолилась я, — ты можешь
сосредоточиться? Представь, что ты на работе!
— Вот интересно! То недовольна, что я все про комбинат,
а то велишь думать про работу! — — Все, кончаем шутки, — строго
сказала я, — займемся делом. Никита, только ты можешь мне помочь. И себе,
кстати, тоже. Вот, слушай.
И я рассказала ему, как в нашем доме появился Петр Ильич, и
как они с мамулей заставили меня написать первую статью про «Домовенка».
— Читай! — Я протянула ему статью.
— Это же надо, — протянул Никита, прочитав, —
от балды такого нагородила. Я бы на месте директора этого «Домовенка» тебе
морду расквасил.
— Об этом после, — отмахнулась я и рассказала ему
про Ираиду и ее соседку.
Никита прочитал вторую статью, потом третью, потом увлекся и
стал задавать вопросы по делу. Когда я описала ему наш разговор с Ахтырским, он
насупил брови, но после рассказа о Мишке Котенкине, брови полезли вверх.
— Дурак твой Котенкин! Кто же к серьезным людям просто
так лезет? Могли и вообще убить…
Когда он узнал все про убийство Антонова, про Березкина и
про смерть Лики, он сильно нахмурился.
— Лапочка, — сказал он, отодвигая газеты, — и
ты утверждаешь, что вся эта буза возникла из-за одной твоей дурацкой высосанной
из пальца статьи?
— Почему дурацкой, — обиделась я, — все
говорят, что я хорошо пишу…
— Дорогая, не бывает таких совпадений, — гнул свое
Никита.
— Сама знаю, — огрызнулась я, — ты не
перебивай.
И я рассказала о том, как совершенно случайно стала следить
за Петром Ильичем, как побывала у него в квартире, как сумела там скопировать
дискету из «Корзины» — в ней упоминался Новоапраксинский комбинат — и как
решила поехать на этот комбинат на разведку.
— Вот тебе и судьба… — проговорил Никита. — И
каков результат твоих поисков?
— Результат положительный пока только один, —
улыбнулась я, — я встретила тебя…
Понимаешь, я твердо знаю, что стоит за всем он, Петр Ильич,
но доказательств-то у меня никаких нету.
— Я должен посмотреть дискету, — потребовал Никита
и поднялся с места, — пойдем ко мне!
Я переглянулась с Аллой и послушно побежала за Никитой,
который, не оглядываясь, устремился к выходу.
Дома он уселся за компьютер и по уверенности, с которой он с
ним обращался, я поняла, что Никитушка — специалист не чета мне.
— Мало информации, — вздохнул Никита после того,
как полчаса пялился в экран.
— Эти материалы я выудила из «Корзины», —
призналась я, — больше никакой файл не удалось раскрыть.
— Эх, покопаться бы в файлах этого Петра Ильича! —
мечтательно вздохнул Никита. — Многое бы прояснилось. Я говорил тебе, что
кто-то тормозит мои переговоры о кредитах?
