— Нет, Дмитрий, не надо…
Он снова ударил ее, на этот раз сильнее. На губах она почувствовала вкус крови.
— Пошел ты! — бросила она ему в лицо.
Рука снова замахнулась.
— Закрой…
В эту секунду дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Дмитрий даже не обернулся.
— Уйди, Антонина, — прорычал он и накрыл сжатые губы Лиды своим ртом.
— Отпусти ее, — произнесла Антонина.
Лида не могла ее видеть из-за нависшего над ней тела Дмитрия, зато видела его глаза. Они уже не были серыми и сдержанными.
— Убирайся, я занят! — рявкнул он.
Вдруг извивающаяся Лида почувствовала, как его тело неожиданно сжалось, как если бы ее колено попало ему в пах, и, лишь когда он, охнув и схватившись за затылок, упал на нее всем весом, она поняла, что Антонина ударила его сзади чем-то по голове. Его тело чуть не раздавило Лиду. Она почти не могла дышать, поэтому схватилась за его рыжие волосы и задрала его голову, освобождая себе рот и нос для дыхания. Его глаза были черны от ярости, и Лида почувствовала, как жар этого неистового чувства обжег ей лицо. Из-за уха у него вытекла тоненькая струйка крови и закапала девушке на губы. Она плюнула его кровью ему в лицо. Через плечо Дмитрия она успела заметить Антонину, глаза которой стали огромными, как у оленя. В руках она сжимала большую Библию с железными уголками на обложке.
— Ах ты сука! — взревел Дмитрий и стал подниматься с кушетки, все еще держась за затылок.
Антонина стала быстро отступать.
Лида вскочила на ноги и схватила его сзади за руку. Он развернулся и махнул кулаком, но она успела увернуться.
— Дмитрий, не…
— Заткнись!
— Не трогай жену!
Он опять развернулся и ударил Антонину. На этот раз его кулак достиг цели. Он попал женщине в голову. Раздался глухой удар, и она полетела спиной на письменный стол. Пальцы ее отпустили Библию, и рот раскрылся в немом крике.
— Я научу тебя, тупая шлюха!
Он хлестнул жену по незащищенному лицу, одновременно с тем, как Лида с силой ударила его по почкам. Малофеев застонал от боли, выругался, но схватил обеими руками тонкую шею Антонины и яростно сжал пальцы. Лида захватила локтем его горло, чтобы оторвать от жены, но было слишком поздно. В панике Антонина схватила попавшийся под руку нож для разрезания бумаги и, размахнувшись, изо всех сил вонзила его в мужа. Он аккуратно вошел ему между ребер по самую рукоять.
Тонкий свистящий звук исторгся из его горла, прежде чем он завалился на бок, схватившись за серебряный крест, торчавший у него из грудной клетки. Он соскользнул со стола на пол. Антонина с залитым кровью лицом вскочила на ноги и с ужасом уставилась на неподвижную фигуру мужа. Ее ногти начали безжалостно расчесывать руку.
Лида быстро взяла себя в руки. Сначала она попыталась прощупать пульс, хотя, еще даже не притронувшись к шее Дмитрия, знала, что не найдет его, — ей уже приходилось видеть мертвые глаза. Она усадила Антонину, в одну руку сунула ей салфетку, чтобы вытереть лицо, а в другую — бокал вина. Потом выдернула нож из груди Дмитрия, тщательно вымыла его и положила обратно на стол, после чего завернула труп в ковер, прежде чем кровь не растеклась дальше. Только после этого ей пришло в голову, что нужно одеться.
Сев на кушетку радом с дрожащей женщиной, она обняла ее за плечи. Крепко прижала к себе, покачала, тихонько пробормотала что-то успокаивающее. Несколько раз она подливала вино в бокал Антонины, пока наконец оно не сделало свое дело и дрожь не унялась. Ру
ки женщины безвольно поникли, как ее темные волосы, она положила голову Лиде на плечо, и безмолвные слезы покатились по ее щеке.
— Я не хотела его убивать.
— Я знаю.
— Меня посадят в тюрьму, — прошептала она.
— Может, и нет.
— Посадят. В милиции со мной не станут церемониться.
— Вы хотите идти в милицию?
— Ох, Лида, я только что убила собственного мужа. Что еще мне остается делать?
Лида отвела мокрые волосы от лица Антонины.
— Есть другой вариант.
Искаженные горем темные глаза повернулись к ней, и Лида подумала о том, что когда-то услышала от Елены. Эта женщина и так была сломлена. А теперь еще и это.
— Скажи, Лида. Какой вариант?
— Мы можем пойти прямо сейчас в милицию и рассказать, что случилось. После месяца в тюрьме, допросов и суда вас, если повезет, отправят в Сибирь или в какую-нибудь шахту. — Рукавом она вытерла Антонине слезы. — Там будет тяжело.
— Или что?
— Или… — Лида на секунду замолчала. — Или мы можем похоронить его. И продолжить жить своей жизнью.
— Где? — ошеломленно спросила Антонина. — В парке? Может, в Александровском саду? Ты сошла с ума.
— Нет. Вот подумайте. Дмитрий умер. — Она почувствовала секундный приступ тошноты. Дмитрий Малофеев умер. Эти слова испугали ее. — Что бы мы ни сделали, ничто не вернет его. Если вы отправитесь в тюрьму, это не поможет ему там, где он сейчас находится. И я — свидетель, что вы защищались. Я видела, что он хотел убить вас.
Антонина подняла голову и уставилась на Лиду красными глазами. На избитом лице ее уже начали сгущаться синяки.
— Ты серьезно?
Лида кивнула.
— Ты сумасшедшая. Ты еще не поняла? Мы в советской России. Здесь нет спасения. Хорошо это или плохо, но мы все тут, как рыбы, в коммунистической сети. Я совершила страшное преступление, и мне придется…
— Не сдавайтесь. У вас еще есть шанс. Вы помогли мне, так позвольте мне помочь вам.
Печально искривив губы, Антонина прикоснулась к руке Лиды.
— Вот поэтому он и хотел тебя так сильно. Из-за света внутри тебя. Он знал, что ты просто используешь его, но не мог отвернуться от тебя.
Лида содрогнулась. Она посмотрела на свернутый ковер, и ей стало жаль, что Дмитрий Малофеев не стал тем, кем мог бы стать.
— Антонина, — сказала она, — у вас есть машина?
Чан Аньло понял, что она была там, как только вошел в комнату, еще до того, как зажег свет. Он чувствовал ее в темноте. Ни звука, ни движения, только ощущение ее присутствия. Ее разума, ее мыслей, ее самой.
— Лида, — выдохнул он.
Не зажигая лампы, он прошел по голым половицам. Она стояла в углу. Ее терпеливая неподвижность указывала на то, что она пробыла здесь долго, и он выругал себя за то, что позволил задержать себя на бесконечном официальном обеде. Он еще не сказал ей, что время, отпущенное его делегации на пребывание в России, скоро истекает. Она обвила руками его шею, и он вдохнул знакомый аромат, снова почувствовал завершенность, которую только его девушка-лиса могла дать ему. Он обнял ее, но не настолько сильно, чтобы смять мысли, которые витали вокруг нее, как светлячки в темноте. Он оставил им место для полета.
