— До свидания, товарищ.
— И…
— И что?
— Да… вы правы. Я хочу попросить вас о чем-то.
— Все всегда хотят меня о чем-то попросить.
Темные глаза Антонины скользнули в сторону, где в ожидании указаний стояли вновь прибывшие заключенные. У всех мокрые волосы прилипли к голове, тот мужчина, который громко всхлипывал, теперь молчал. Он стоял, закрыв лицо руками. Плечи его дрожали.
На этот раз Лида не глянула на них. У нее уже не было сил видеть их унижение.
— Все хотят, — продолжила Антонина как будто бы беспечно, хотя глаза у нее были печальны и серьезны, — чтобы я передала посылку или записку, чтобы я о чем-то попросила своего мужа или замолвила словечко за их любимых.
Лида беспокойно переступила с ноги на ногу.
— Но иногда ведь случаются ошибки, — сказала она. — Не может быть, чтобы все были виновны.
Женщина коротко усмехнулась.
— ОГПУ не ошибается.
Время было на исходе.
Лида быстро произнесла:
— Я ищу одного человека.
— А разве все не этим же заняты?
— Его зовут Йене Фриис. Его арестовали в 1917-м, но он не должен сидеть в русской тюрьме, потому что он датчанин. Мне просто нужно знать, здесь ли он, в этом ли лагере. Вот и все, больше ничего. Если я узнаю это…
Женщина устремила на нее взгляд спокойных, холодных, как черный лед, глаз. Она потирала затянутые в кожаные перчатки руки. Увидев, что Лида заметила это движение, она в первый раз улыбнулась, не широко и не весело, но все же это была улыбка.
— Этот мужчина — твой любовник?
— Нет.
— Тогда что ты о нем так печешься?
— Пожалуйста, Антонина. Пожалуйста! — Лида в волнении спустилась на одну ступеньку. Стоявший чуть в стороне охранник тут же шагнул вперед. — Мне нужно только одно ваше слово.
Неожиданно поезд дернулся и, обдав платформу паром, издал звук, похожий на глубокий вздох. На какой-то короткий миг жену начальника лагеря скрыло облако, остались видны лишь ее непрекращающиеся быстрые движения рук. Когда пар рассеялся, Антонина повернулась к Лиде спиной. Длинная меховая шуба качнулась, словно ожив.
— Нет, Лидия, — произнесла Антонина и зашагала прочь от вагона. — Мой ответ — нет.
Солдат закрыл дверь. Поезд тронулся. Лида порывисто распахнула окно и высунула голову.
— Я буду в гостинице в Фелянке! — крикнула она вслед уходящей женщине. — Можете просто оставить там для меня записку!
Фигуры людей на платформе медленно уменьшались.
Дождь давно поглотил и их, и саму платформу, но девушка еще долго смотрела назад…
7
— Твою… душу! — неожиданно выругался Лев Попков и приложил к окну свой богатырский кулак. — Вы только посмотрите на эту грязную дыру!
Алексей обратил внимание, как Лида ткнула казака в ребра, чтобы заставить замолчать, но было поздно. Все, кто был в купе, стали пялиться на то, что он показывал. У молодой женщины со спящим ребенком на руках на глазах даже слезы выступили.
Они проезжали лагерь. Тровицкий трудовой лагерь. Ничем другим это не могло быть, хотя издалека все выглядело достаточно безобидно: четыре конуры посреди чистого заснеженного поля, окруженные смотровыми вышками. Часть лагеря скрывала дымка, да и находились остальные строения слишком далеко, чтобы рассмотреть бараки или опутанные колючей проволокой заборы.
— Господи, помоги этим несчастным, — пробормотал Алексей.
Сидевшая напротив крупная женщина скорчила презрительную гримасу.
— Что-то до сих пор он им мало чем помог.
Лида обернулась, посмотрела на попутчиков. Карие глаза ее казались огромными. Из-под шапки выбилась прядь волос и легла на воротник огненным языком.
— Наша советская страна заботится об этих людях, — отрывисто произнесла она. — Она всегда делает, как лучше. Для всех нас.
«Ох, Лида, Лида», — подумал Алексей, но вслух произнес, согласно кивнув:
— Да, нельзя забывать, чем мы обязаны нашему государству.
— Как будто это забудешь. — Женщина хохотнула, потом еще раз, громче, а потом и вовсе рассмеялась, отчего ее могучая грудь заходила ходуном.
В маленьком купе ее смех звучал слишком громко. Глядя на нее, Серов волновался все больше и больше.
Мужчина с трубкой и кустистыми сталинскими усами хлопнул себя ладонью по колену.
— Все заключенные попадают сюда не без причины. Не забывайте этого, товарищи.
Алексей перевел взгляд на окно, и по его телу прошел холодок. Ландшафт был уныло однообразен: голая земля в шрамах и пнях там, где раньше стоял лес, но чуть поодаль, у сосен, до которых еще не добрались топоры и пилы, маячили восемь согнутых чуть не пополам зэков, толкающих телегу. Телега была доверху нагружена голыми стволами, и люди были прикованы к ней цепями. А еще дальше маленькие и бесцветные, едва заметные на фоне ледяной пустыни, заключенные, точно муравьи, суетились в рабочей зоне.
— Верно, — негромко произнес Алексей, не отрывая глаз от открывшегося зрелища. — И вот эта причина. Стране нужно сырье.
— Для индустрии? — поинтересовалась женщина напротив.
Он кивнул.
— Да, для великого сталинского пятилетнего плана.
— Так чем же занимаются заключенные в лагере?
Алексей продолжал смотреть в окно. Увидел, как один человек упал.
— Они трудятся на рудниках. Эти края богаты рудой и углем.
Неловкая тишина воцарилась в купе, когда пассажиры попытались представить себе заключенных с черными лицами, которые сейчас где-то глубоко под землей откалывают куски породы, дышат въедливой, удушливой пылью.
— И древесиной, — негромко добавил спокойным голосом Алексей.
Господи Боже, сделай так, чтобы Йене Фриис умел хорошо обращаться с топором.
— Это место слишком красивое для нас, — недовольно прорычал Лев Попков. — Слишком чистое.
В кои-то веки этот буйвол оказался прав. Городок Фелянка оказался совсем не таким, каким ожидал его увидеть Алексей и на что он рассчитывал. Приезжие шли по главной улице, улице Горького, мужчины по бокам, Лида между ними, внимательно осматривая окрестности. Где обычные ряды уродливых бетонных многоквартирных домов? Большинство поселений здесь, на Севере, были расползшимися безликими городками, которые появились в результате недавней волны эмиграции русских диссидентов в эти отдаленные и слабозаселенные места. Никто в них не обратил бы внимания на нескольких новоприбывших. Но здесь все было по-другому. Этот город был любим своими жителями.
Элегантные здания тянулись вдоль широких красивых бульваров, и повсюду были ажурные железные украшения. Балконы и уличные фонари, двери и окна — все оплетали замысловатые металлические конструкции. Фелянка выросла в месте, богатом железной рудой. Она жила и дышала железом. Недалеко к западу от города находился большой кирпичный металлургический комбинат. Он маячил на пустом горизонте, как огромная черная черепаха, изрыгающая зловонный густой дым, но сегодня дул восточный ветер, небо было чистое, и город предстал во всей своей красе.
