— Что? — негромко спросила Си-ци.
Он покачал головой и настороженно осмотрелся. Небо разливало разноцветные краски на серые крыши зданий: красную, желтую, загадочную туманно-пурпурную. День менялся, готовился к вечеру. В воздухе носились тучи насекомых, странные звуки, похожие на душераздирающие стоны призраков, доносились из джунглей.
Может быть, именно это он и услышал? Этот переход дня в ночь?
Си-ци прикоснулась к его руке, невесомыми пальцами тронула его кожу.
— Что случи…
Но Чан вскочил, забрасывая на плечо седельную сумку, и быстро зашагал в дальний конец двора, в сторону черной деревянной двери, ведущей в переулок. Он дернул ручку. Дверь была заперта. Когда он, собираясь запрыгнуть на выложенную сверху черепицей стену, отступил на два шага для разгона, дверь в дом распахнулась. Группа из пяти вооруженных солдат вывела во двор Ху Тай-вая и И-лин. На рукавах солдат алели нашивки армии Мао.
— Чан Аньло, — твердо, но с безошибочно узнаваемой вежливостью произнес их командир. — Прошу прощения за беспокойство, но вас вызывают в Гуйтань.
— Кто вызывает?
— Наш великий вождь Мао Цзэдун.
11
Дверь с грохотом отлетела в сторону. В кабак ворвался порыв ледяного ветра. Он собрал клубы сигаретного дыма в одно большое облако, которое повисло над головами посетителей, словно смерть. Алексей оторвал взгляд от игральных карт. Итак, Попков наконец- то объявился. Он стряхивал снег с косматой бороды, но движения его были неуверенными. Казак покачивался, единственный глаз его был красным, как свиное сердце.
Тупой ублюдок! Мы должны были сегодня прикрывать друг друга. На кой черт ты мне нужен в таком состоянии?
Алексей снова взглянул на карты. Его мозг пытался сосредоточиться на игре. За этот вечер он уже четыре раза садился за игру — и каждый раз в новом месте. Все заведения, по которым он ходил, располагались в темных закоулках, из которых разило кошачьей мочой и отчаянием. Голые деревянные столы в пивных пятнах; полы, протравленные водкой и навощенные слезами. Это были исключительно мужские места. Никаких гладких щек или стройных ножек. Просто несколько мужчин, собравшихся вместе, чтобы найти спасение от дневных забот и визга своих женщин в сладостном забытье, находящемся на дне стакана.
— Ну, ты будешь ходить или нет? Я не могу тут всю ночь ждать.
Алексей не обратил внимания на брюзжание противника. Он целенаправленно выбрал именно этого человека из всех игроков в карты. И выбрал его Алексей потому, что он был жирным. Жир означает еду, много еды. Этот игрок, скорее всего, отъелся на взятках и «откатах», привык жить не на зарплату, а на то, что получал из рук в руки. И этот человек явно был осведомителем. Доносчиком. Он продавал информацию.
Где-то рядом с грохотом отлетел в сторону стул, и Алексей краем глаза отметил Попкова, прокладывающего к нему путь.
— Тебя где носило? — бросил Алексей, не отрывая глаз от карт.
Попков кое-как обошел стол и встал за спиной Алексея. Увидев, какие карты держит в руке Алексей, он громогласно захохотал, обдав его перегаром.
— Когда проигрываешь, лучше сразу сдаваться, — нагнувшись к самому его уху, произнес он и снова зафыркал через нос, довольный своей шуткой.
Его веселье передалось и толстяку напротив.
— Прав твой друг, — сказал он, поднял свои разложенные веером карты и помахал ими, как будто прощаясь с Алексеевой надеждой на победу.
— Игра еще не закончена, — раздраженно ответил Алексей.
Он хотел поставить на кон еще несколько рублей, как вдруг получил такой сильный удар локтем в бок, что пальцы его разжались и карты рассыпались по грязному столу. Четыре упали на пол, причем три — картинкой вверх.
— Какого черта?!
Алексей потянулся за картами, но было слишком поздно. Брюхо толстяка не помешало ему первым подхватить карты с пола.
— Семерка, девятка и десятка. Невыигрышная комбинация, — ухмыльнулся он и окунул густые усы в кружку пива. — Правильно тебе твой друг советует, сдавайся. — Его серые глаза жадно засветились.
Алексей поднял руки, показывая, что сдается. Когда противник сгреб деньги и засунул выигрыш в карман, Алексей повернулся к Попкову.
— Ты, пьяный идиот, ты понимаешь, что я из-за тебя проиграл? — зашипел он, но вдруг увидел выражение глаз казака. — Ладно. Игра окончена. — Алексей поднялся и в шутку козырнул противнику. Похоже, сегодня не мой день.
Но толстяк не слушал его. Он уже подыскивал себе новую жертву среди стоявших у прилавка.
Алексей с неохотой подчинился Попкову, рука которого легла ему на плечо, и позволил увести себя вглубь зала, где виднелся пустой столик. Мужчины сели друг напротив друга. Алексей подумал о проигранных рублях, вздохнул, закурил сигарету, затянулся и посмотрел на Попкова.
— А ты не так пьян, как кажется, верно?
Рот казака растянулся в довольной усмешке.
— Я никогда не пьянею. Уже мог бы и запомнить.
— Ну и что же такое важное стряслось, что нужно было прерывать игру?
— Игра, в которую я играю, в сто раз важнее.
— И?
— И я выпил.
— Точнее, напился.
— Конечно. Если бы я не напился, я бы ничего не узнал. Теперь для разнообразия послушай меня, ладно?
Алексей откинулся на спинку стула, подальше от исходившего от казака запаха.
— Хорошо. Давай. Где же ты был?
— В борделе.
— Черт, только не говори, что ты триппер подхватил.
— Заткнись, а! Я ходил туда не девок лапать, я высматривал кого-нибудь из охранников лагеря. Мужики ведь там наверняка на стену лезут без баб, ну я и сообразил, где их искать надо.
Алексей глубоко затянулся сигаретой, чтобы скрыть удивление. Похоже, казак был не так уж и глуп.
— Ну и как? Нашел кого-нибудь?
— А ты сомневался? Нашелся один, почти такой же здоровяк, как я. Ни одна девка не хотела с ним идти, ясное дело. — Он перешел на доверительный шепот: — Ну, ты понимаешь, не проходит иногда у девок наш…
— Хватит, спасибо.
Попков почесал глазную повязку и продолжил рассказ:
— Он там им разгром устроил. Ходил пьяный по комнате и расшвыривал все и всех, кто под руку попадался, пока мамочка не завопила: «Кто-нибудь, увезите эту чертову гниду в его лагерь! Уберите его отсюда!» Ну я и убрал.
Алексей предложил казаку сигарету и чиркнул спичкой.
— Ясно, и что потом?
— Хоть он парень и здоровый, как я уже говорил, но, когда на улицу вышел, ноги его вообще держать перестали. Так что пришлось мне…
— Поднимать его. Ты же у нас такой джентльмен!..
