Почтительный стук в дверь спальни заставил Максима выругаться. Они с Алексеем играли в карты, и пахан, будучи опытным игроком, легко выигрывал.
— Что надо? — грубо крикнул он.
Дверь осторожно отворилась, и в узком проеме показалась фигура Игоря. Невысокий молодой человек, похоже, нервничал.
— Извини, что беспокою, пахан, но тут пришел Колян. Он хочет поговорить с тобой.
— Черт, он что, не знает, что я болею? — взревел Вощинский. На губах у него блеснули капельки слюны, и он раздраженно провел по ним языком. — Скажи, пусть проваливает.
— Пахан, я…
Но он не успел договорить, потому что дверь, за которой он прятался, отлетела от удара в сторону, но за ней показался не Колян, а красивая худая девушка с большими страстными глазами и кожей цвета слоновой кости. Алексею не пришлось долго вглядываться, чтобы рассмотреть, что это Лидия. Как, черт возьми, ей удалось найти его? За ее спиной маячил какой-то маленький оборванец с копной светлых волос. Свою уродливую шапку Лида держала в руке, и ее огненная грива сверкала, как новенький медяк, в полутемной комнате, полной мертвых вещей. Не замечая никого другого, она внимательно смотрела на брата.
— Алексей, — твердо произнесла она и протянула к нему тонкую руку. — Я пришла забрать тебя домой.
42
Шум. Жар. Лязг металла, грохот машин. Бряцанье и стук висящих над головой подъемных цепей. Все это обрушилось на мозг Чана, точно боги начали в гневе топать ногами и извергать огненное дыхание внутри его черепа.
Как человек вообще может работать здесь?
Открытая пасть домны жгла немилосердно и превращала лица рабочих в алые, исходящие потом маски демонов, когда раскаленный добела чугун вытекал через лётку. Чугунолитейный цех наполнял оглушительный гром. Этот адский звук должен был наполнить Китай, если его страна когда-нибудь ступит на путь к прогрессу, — Чан знал это. Сталин превращал Россию в мощную державу, силу, с которой будут считаться во всем мире. Такой индустриальный подъем — это то, чего так недостает Китаю. За механизацией — будущее. Но мог ли Мао Цзэдун как лидер привести свою страну к этому? Он все еще был поглощен войной и удовлетворением собственных желаний. Это означало, что Китаю пока придется подождать, а если китайцы и отличаются чем-то, то это терпение. Их день еще придет. Но пока этого не случилось, они будут ждать. В этом была их сила.
Делегация продвигалась по заводу следом за русским экскурсоводом. Чан видел, насколько восхищены и зачарованы его соотечественники масштабами производства. Так и было задумано. Они стояли группой и наблюдали за человеком, который управлял паровоздушным молотом — тяжеленным кулаком, который рубил листы стали. Для каких целей могли использоваться получаемые детали, Чан не представлял, и шум, издаваемый при этом, был столь оглушителен, что спросить об этом кого-нибудь было невозможно. Русский рабочий, видя, что за ним наблюдают, смиренно не поднимал взгляда. Руки его находились в постоянном движении. Снова и снова одно и то же движение, один и тот же рывок рычага, один и тот же поворот колеса лебедки, грохот листа стали, проезжающего по роликам, снова грохот, и новый лист.
Делегация отправилась дальше, но Чан задержался. Он наблюдал и ждал, когда рабочий посмотрит на него. Чан знал, что рано или поздно рабочий не удержится и поднимет глаза. И тогда Чан поймет душу русского рабочего. В Китае было то же самое, та же крестьянская сущность, когда все скрывается под раболепно опущенными глазами. Чана это злило — их нежелание поднять голову, выделиться из толпы. И это была одна из причин, по которым ему понравилась Лида: ее готовность смотреть прямо в глаза этому миру. Он улыбнулся образу, возникшему у него в мыслях, и тронул пальцем то место на шее, которого касались ее губы.
И именно в этот миг рабочий поднял глаза. Чан увидел обычное русское лицо с широкими скулами, длинный нос, челюсть, скрытую под каемкой бороды. Но глаза рассказали ему все, что он хотел узнать. Бледно-серые, измученные, от рассвета до заката отражающие движение парового молота. Эти глаза не были глазами довольного жизнью пролетария, одного из тех тысяч счастливых тружеников, которые, как их пытались убедить, работали на заводах по всей советской России.
Какую-то секунду они смотрели друг другу в глаза, и постепенно Чан почувствовал жар. Но на этот раз он шел не от горна, а от самого рабочего. Этот жар был острее. Как раскаленный в огне клинок. Чан сразу его узнал. Это была ненависть.
— Куань.
Она остановилась и стала ждать его. Чан догнал их, когда они переходили через двор завода. Снегопад превратился в дождь, но этот дождь колол лицо ледяными иголками. Их должны были отвести на митинг, и это была последняя возможность поговорить так, чтобы слова не попали в чужие уши. Она не стала спрашивать, что ему нужно, только внимательно посмотрела на него яркими черными глазами. Несмотря на сумрак, Чан увидел в них огонь.
— Завод производит впечатление, — сказал он.
— Ты видел, сколько людей здесь трудится?
— Да. Коммунизм в действии. Он работает. Здесь, в сталинской России, мы видим, как ленинские идеи воплощаются на практике. Сейчас они куют счастливое будущее своей страны. Это то, чего так не хватает Китаю. Крепкая рука.
— Отеческая крепкая рука.
— Да, но эта рука не только наказывает, но и ласкает. Не только берет, но и дает.
— Чан Аньло, — как обычно, негромко и спокойно произнесла Куань, но он услышал в ее голосе тревогу. — Я беспокоюсь.
— О судьбе Китая?
— Нет, о твоей судьбе, мой друг.
— Беспокоиться обо мне нет причин.
— А по-моему, есть.
Эта женщина в толстой синей куртке, с короткими черными волосами, обрамляющими широкое лицо, могла бы быть дочерью какого-нибудь крестьянина, выращивающего рис где-то среди бескрайних просторов Китая, одной из миллионов ей подобных, обреченных на жизнь в рабстве на арендованном земельном наделе или в семейном доме. Но глаза ее рассказывали иную историю. Это были глаза умного, образованного человека. За плечами Куань было юридическое университетское образование, и разум ее был способен видеть проблемы и эффективно решать их. Чан не хотел быть одной из этих проблем.
— Куань, — сказал он, — не отвлекайся от того, ради чего мы сюда приехали. Сосредоточь внимание на цели. Наш вождь, Мао Цзэдун, требует от нас внимательности. В Москву мы приехали для того, чтобы чему-то научиться.
— Разумеется. Ты прав. — Она вытерла капли дождя с лица. — Это именно то, на чем все мы сосредоточены. Каждый из нас в делегации допоздна пишет отчеты. — Она задумчиво посмотрела на него. — Но я не уверена, что ты предан делу коммунизма так, как прежде. Твои мысли, кажется, заняты чем-то другим.
Чан едва не покачнулся. Его ступни как будто поскользнулись на льду.
— Это не так, товарищ Куань. Я думал, как нам лучше воспользоваться теми возможностями, которые здесь перед нами открываются, и, мне кажется, настало время попросить показать нам что-нибудь другое. Что-то более… необычное.
