Малюта Скуратов… Малюта никак не мог прийти в себя от
потрясения, что выбор государя пал-таки на его родственницу. Он даже и не
надеялся на такое счастье – оказаться в свойстве с господином и повелителем.
Царь Иван Васильевич иногда снисходил до того, что называл Малюту своим
единственным другом, однако Скуратов не заносился от этих слов. Он был псом
государевым, а ведь и псов люди иногда называют своими друзьями. С Малюты было
вполне довольно места у ног обожаемого хозяина, он почитал себя достойным
только лизать его сапог, а успех этих смотрин… ему такое и присниться не могло!
Приходилось признать, что жена его в очередной раз оказалась права. Может, и ее
настояние непременно отдать дочку Машу за этого красовитого щеголя Годунова
тоже во благо?
Матрена Бельская, жена Малюты, думала о том, что бабы во сто
раз умнее и хитрее мужиков. Это же просто не счесть, сколько сил ей пришлось
потратить, чтобы уговорить муженька выставить Марфу на государевы смотрины!
Попытка не пытка, за спрос денег не берут, а выиграть можно весь мир. И
выиграли же! Жаль, конечно, что у них не было собственной дочери-красавицы
подходящих лет, Марье-то уже восемнадцать, да и замужем она. Взгляд Матрены
перелетел к зятю. Борис покосился на тещу таинственным темным оком, вдруг осветившимся
потаенной усмешкою. Матрена сжала губы куриной гузкою, чтобы не расплылись в
улыбке. Зять был ей чрезвычайно по сердцу! Глупенькая Маша и не понимает, как
ей повезло. И не надо ей понимать, не надо… пусть стоит да радуется новому
возвышению семьи, а больше ей знать ничего не нужно. Ни ей, ни кому-то другому.
Матрена и на исповеди не проболтается о том, что дерзким «опричником»,
обесчестившим опасную соперницу Марфы – Зиновию Арцыбашеву, был не кто иной,
как милый Бориска. Матрена подсунула ей наливочки… не простой наливочки.
Зиновия обеспамятела сразу, а уж потом Бориска быстренько сделал свое мужское
дело. Ну и что? Невелик грех, подумаешь! От зятя небось не убудет, от Машки
тоже, а то где бы все они были сейчас, если бы возвысились жадные, будто
вороны, Арцыбашевы?
Иван Иванович, царевич, исподтишка оглядывал государеву
избранницу и понять не мог, что отец отыскал в этой бесцветной птичке. Вот
Кученей, Марья Темрюковна, – это была красавица. По ночам снилась Ивану в
грешных снах, а днем такого страху наводила на них с братом Федором… Настоящая
злая мачеха, как в сказках! А эта девчонка будет небось бояться царевичей. И
какой с нее прок в постели? Может быть, отцу нравится обучать тихонь и
несмышленышей? Но самому Ивану подавай горячих девчонок, вроде Евдокии! По ней
сразу видно, на что она способна. И она чуть-чуть похожа на Кученей… Иван
исподтишка пожал пухленькие пальчики невесты.
Евдокия даже не ответила на это пожатие. Она губы себе
искусала от злобы и зависти! Царевна… она теперь всего лишь царевна, а могла бы
стать царицею! Наверное, наверное, государь выбрал бы ее, когда б Ивашка вперед
отца не вылез! Она мгновенно возненавидела будущего мужа, и был только один
человек на свете, которого Евдокия ненавидела больше.
Соперница, Марфа.
Белая голубка, тьфу! Да чтоб от нее перышки полетели! Чтоб
она сдохла!
Глава 20
Перышка
– Прощай… навеки прощай, доченька моя ненаглядная…
Шепот государя был еле слышен. Он осторожно коснулся губами
белого лба покойницы, и Бомелий, стоявший поблизости, увидел, как судорожно,
мучительно его пальцы стиснули край гроба.
Поспешно отвел глаза, чтобы не смотреть в это страдающее,
искаженное глубоким горем лицо. Хотя вряд ли царь заметил бы сейчас хоть
что-то: его глаза полны слез. Он страшно потрясен смертью Марфы. Надеялся, до
последней минуты надеялся на лучшее, хотя под венцом она стояла уже совсем
больная. Но государь никак не мог поверить, что лишится своей любимой птички, к
которой он за три месяца привязался так, словно знал ее целую жизнь.
Интересно бы знать, подумал Бомелий, что сейчас грызет царя
сильнее? Бессмысленная смерть прекрасного юного существа? Или осознание того,
что не все, оказывается, в мире подвластно его прихоти? Наверное, это
значительно усугубляет горе! В самом деле, как смириться с тем, что
высокомерная судьба иногда указывает тебе на место, напоминает, что ты не
только государь, властелин, не знающий меры своим желаниям и неистощимый на
средства для их исполнения, но прежде всего – обыкновенный человек? И, словно в
назидание тебе, внезапно вырывает из рук только что обретенное сокровище, в
котором ты видел награду и утешение за все страдания свои…
Бомелий в стотысячный раз недоуменно пожал плечами. Он никак
не мог понять, что случилось! Девушка, воплощение юного здоровья и свежести,
начала вдруг увядать, словно цветок, на который капнули кислотой, желтела и
хирела. Бомелий руку дал бы на отсечение, что в день обручения Марфа была
совершенно здорова, он сам оглядел ее досконально, вдобавок цвет, запах, вкус
ее урины не могли солгать. Значит, что-то произошло за эти месяцы, пока она
жила в отдельном покое Александрова дворца, под присмотром Малюты Скуратова и
его жены, которые стерегли ее пуще, чем зеницу ока.
Что?
Ответ может быть только один: девчонку испортили, а вернее,
отравили – как некогда отравили и первую, и вторую царицу. Но если прежние
виновники известны, то погубителя Марфы еще предстоит найти.
Бомелий задумчиво покосился на широченную Малютину рожу.
Нет, его щегловитости
[83] поубавилось! Малюта явно спал с лица, а в буйно-рыжей
его шевелюре пролегли седые пряди, так что голова у него теперь красно-белая,
полосатая. Это было бы смешно, когда б у кого возникла охота смеяться над
знаменитым палачом, перед которым все трепещут.
Малюта едва жив от злости. Чуть не стал свойственником
самого царя! И можно не сомневаться, что он теперь перевернет небо и землю,
чтобы отыскать того злодея, который уничтожил его заветную мечту в самую
последнюю минуту, когда она уже была столь близка к исполнению. Да, следует
ждать новой полосы жестоких, кровавых дознаний, пыток, казней. Малюта будет
усердствовать – и найдет, найдет виновника своего позора, вернет себе милость
государеву!
Мелькнула мысль: а что, если случившееся с Марфой было делом
рук самого Малюты, что, если он сам или бесстыжая баба его отравили
возвысившуюся родственницу, чтобы опять поднять крик: «Государь-де в
опасности!» – и вознестись на кровавой волне расправ со всеми мыслимыми и
немыслимыми виновниками, как бы спасти царскую семью от реальной – или
воображаемой – угрозы?
