Книга Гарем Ивана Грозного, страница 146. Автор книги Елена Арсеньева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Гарем Ивана Грозного»

Cтраница 146

– Это одно, – Анхен загнула пухлый указательный палец – с некоторым трудом загнула, потому что он от пясти и до самого ногтя был унизан перстнями. И не только он. Диво, что у нее руки к вечеру не отвисали от этакой тяжести! – Теперь другое. По государеву завещанию все принадлежит его сыновьям. А я как же? А моя вдовья доля почему не указана?

Годунов напрочь лишился дара речи. О чем она?! Последнее завещание царя было составлено им собственноручно в 1572 году, после потрясений новгородского погрома, казней ближайших опричников и смерти безвинно загубленной Марфы. Иван Васильевич писал, что не ощущает себя в безопасности на престоле и не уверен в безопасности своей. Он чувствует себя изгнанником в своем царстве и не видит конца борьбы с лютыми врагами, которых с каждым годом становится все больше и больше. Силы его иссякли, раны душевные и телесные бесчисленны, и нет рядом никого, кто бы утешил, исцелил и пожалел его. Все и всегда платили ему злом за добро и ненавистью за любовь. Видимо, такова воля Божия, поразившая его за частое попрание закона и осудившая на скитание близ столицы, откуда его выгнали себялюбивые бояре. Не уверенный в том, что завтрашний день не станет последним, он может лишь уповать, что сыновьям его удастся пережить это тяжелое время. Ну и так далее – скорее не завещание, а отеческое увещевание вконец измученного и отчаявшегося человека. Только то, что преемником престола назывался Иван, и делало это послание к потомкам похожим на настоящее завещание. Но там и в самом деле не было и речи ни о какой вдовьей доле.

– Помилуй, – сказал Борис неуверенно, – как же он мог твою долю упомянуть, когда писано то завещание три года назад?! О тебе тогда еще и не думали. К тому ж государь бодр и весел, о смерти не мыслит, дай ему Бог здоровья…

– Тогда не было, а теперь-то я есть, – сварливо перебила Анхен. – Есть-то есть, но велика ли в том честь? Толком не венчанная, помину обо мне нигде и никакого нет, кто я такая?

Она загребла сразу несколько слив и сунула их в рот. Сладкий черный сок стекал с ее ладони. Анхен выдернула из зарукавья беленький платочек и чистоплотно отерла руку, сосредоточенно ворочая щеками, будто суслик, и выплевывая косточки по одной на стол.

Борису, сладкоежке и лакомке, вдруг до одури захотелось таких же слив. Их привозили в бочонках из самой Англии, а уж откуда они попадали туда – неведомо: огромные, черные, пропитанные сладостью, чуть-чуть пьяноватые от долгого пути, но все равно – немыслимо вкусные. Царь их очень любил, но помногу есть остерегался: пучило брюхо. А эту прорву Анхен, похоже, ничто не возьмет, лопает драгоценное лакомство, словно топтаную капусту! [102] И нет чтобы угостить…

– Ну ладно, – угрюмо сказал Годунов, опуская глаза, чтоб не соблазняться попусту. – От меня ты чего хочешь, не пойму.

– Я ж сказала, – пожала налитыми плечами Анхен. – Ладно, повторю, коли ты такой непонятливый. Хочу, чтоб государь взял у митрополита разрешение на венчание по закону. И чтоб доля была мне указана, не то помрет мужинек в одночасье, а мне потом что делать? С протянутой рукой на паперти стоять? Да меня отсюда вмиг выгонят, случись что.

Годунов слабо усмехнулся:

– Ты что думаешь, я наперсник государев? Советчик его? Да он меня последнее время в упор не видит: есть я, нет меня – ему все едино.

– Да ладно-ка! – покосилась на него Анхен, втянув в рот очередную пару слив. – Твоя сестрица меньшая где живет? Во дворце! Почему? Потому что ты ее в жены Федору метишь.

– Мало ли кого куда я мечу, – нахмурился Годунов, которому весьма не понравилось это упоминание об Ирине: уж очень ехидно засверкали заплывшие жиром глазки Анхен.

– Не только ты, – лукаво улыбнулась Анхен. – Я сама слышала, как государь давеча говорил Бельскому, лучше-де Аринки Годуновой не сыскать для Федора невесты. Остальным на него и поглядеть тошно, еле-еле терпят, когда он к ним подойдет да за руку возьмет, и у Аринки для него и взгляд ласковый, и слово приветное. Так что Федор теперь к ней одной льнет, об ней одной грезит. Выходит, дело почти слажено, а ты говоришь: в упор не видит!

Сердце у Годунова радостно дрогнуло, и он не сдержал широкой, довольной улыбки, которая заставила Анхен нахмуриться.

– Не больно-то лыбься! – протянула она голосом, не предвещавшим ничего доброго. – Кабы я прежде знала, как ты меня проведешь, разве стала бы с тобой дело иметь?

– Когда ж это я тебя провел, скажи на милость? – возмутился Борис. – Хотела ты быть царицею – и…

– Я хотела быть настоящей царицею! – выкрикнула Анхен и вдруг закашлялась, захлебнувшись сладким соком, брызнувшим из сливы. Махнула рукой себе за плечо, приказывая Годунову постучать ее по спине.

Тот послушно постучал. Анхен откашлялась.

– Настоящей, понял? – продолжила она сдавленным голосом. – Сам-то ты за мало-мальскую честь руками и зубами цепляешься. Думаешь, ежели сижу тут взаперти, то ничего не знаю? Я все знаю! Знаю, как ты с князем Сицким за место в палате тягался. За какое-то место! Так почему же я не могу требовать то, что ты мне должен и обещал? И если ты не заставишь государя, чтоб он сделал по-моему…

У Годунова лопнуло терпение.

– Ты, баба, видать, белены объелась, – буркнул он, плюнув на всякую осторожность. – Заставить государя! Эва хватила! Да не родился на свет тот человек, который может его заставить что-то сделать. А меня он не послушает, точно тебе говорю. Разве что Бельский его сможет уговорить, но уж никак не я. И не проси поладить с Бельским – он меня на дух не переносит, с ним я вовсе ничего не смогу уладить, только все дело испорчу.

Нестерпимо стыдно было расписываться в своей беспомощности, признавать перед этой раскормленной бабою, что в отличие от нее Борис Годунов не сумел воспользоваться плодами собственного хитроумия и злодейства, не поймал удачу. В другое время и перед другим человеком Борис непременно задрал бы нос и соврал что-нибудь в свою пользу, но с Анхен заноситься и преувеличивать свою власть было опасно, он это нутром чуял.

– Бе-ельский? – протянула она задумчиво. – А что? Может, и правда попросить Бельского замолвить за меня словечко перед государем? Сегодня же и попросить… Небось ему любопытно будет узнать, какую каверзу ты придумал, чтобы от прежней царицы избавиться. Глядишь, открыв это государю, Бельский еще больше возвысится… и передо мной в долгу не останется, не то что ты.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация