— Это я показал их ей, — пробормотал Фионн. — Я рискнул и провел ее в наш мир, чтобы она могла увидеть их своими глазами. Дина была очарована ими. Мне было приятно доставить ей это маленькое удовольствие.
Темные глаза его вновь наполнились печалью об ушедшей любви. Несмотря на все его высокомерие, Фионн Киллиан глубоко и искренне любил и до сих пор оплакивал потерю любимой. Андреа накрыла ладонью его руку.
— Дочь моя. — Голос его внезапно дрогнул, глаза наполнились слезами. — Я столько лет ждал встречи с тобой!
Андреа проглотила вставший в горле комок.
— Мне кажется... я тебе верю.
Фионн протянул к ней скованные наручниками руки:
— Может, тогда ты пожалеешь своего старого отца?
— О! — Андреа обернулась к Глории: — Дай мне ключ.
Глория вызывающе сложила руки на груди.
— А ключа нет! — бросила она.
— А это на что? — Андреа продемонстрировала руки. — Хотя... Шон, может, поможешь?
Наручники были обычные, такие, какие используются в полиции, — детская игрушка для оборотня. Шон просунул пальцы между стальным кольцом и запястьем, рванул, и стальное кольцо порвалось, как бумажное. Потом он проделал то же самое со вторым кольцом — Фионн, судорожно вздохнув, принялся поспешно стаскивать с рук перчатки.
— Дай взгляну, — предложила Андреа.
Фионн послушно протянул обе руки — на обоих запястьях красовались багрово-красные отметины. Стальные наручники прожгли ему кожу, несмотря на перчатки.
Зажмурившись, Андреа накрыла ладонью его руки и призвала на помощь магию. Послышалось слабое гудение, и она увидела, как вокруг запястий Фионна образовалось нечто вроде спутанного клубка раскаленных нитей — касаясь его кожи в тех местах, где остались ожоги, они мгновенно чернели и обугливались. Но аура, окружавшая его тело, поразила Андреа — ощущение было такое, словно все его тело покрыто сверкающим панцирем, сотканным из света и серебра.
Нечто подобное Андреа ощущала и в себе. Она попыталась коснуться нитей, обвивавших запястья Фионна, и они потянулись к ней, словно почуяв что-то знакомое.
Даже не оборачиваясь, она чувствовала за спиной присутствие Шона — магия меча мощным потоком пронизывала его с головы до ног, и Андреа мысленно потянулась к ней и к Шону, взывая о помощи, ведь теперь они были связаны неразрывными узами.
И это были не просто слова — теперь она видела, как между их сердцами протянулась нить — крепкая золотая нить, связавшая их навеки.
Раны на запястьях Фионна затягивались на глазах. Когда Андреа открыла глаза, ожоги бесследно исчезли, а Фионн, вытаращив глаза, изумленно разглядывал ее с таким видом, словно видел впервые в жизни.
Серебряные нити, исходившие от него, все еще опутывали ее, словно пытаясь нащупать в ней что-то смутно знакомое...
— Я вижу это... вижу присутствие твоей ауры в моей, — пробормотала она. — Твоей... и ауры моей матери.
— Конечно, дитя. — Черные глаза фэйри казались бездонными. — Это ведь естественно.
Он был частью ее самой — как она была частью его. Она — плод любви этого надменного, закаленного в битвах воина и женщины из рода оборотней.
На глаза Андреа навернулись слезы. Наконец-то после долгих лет стыда и унижений она знала, кто она такая. Теперь она принадлежала им обоим — воину-фэйри, сжимавшему ее руки в своих, и высокому оборотню, безмолвно стоявшему у нее за спиной, чьей подругой она стала.
«Моя подруга. Моя...»
Содрогнувшись в последний раз, Шон выкрикнул ее имя, с наслаждением вдохнул аромат ее тела. Андреа тоже закричала, извиваясь под ним, — эти крики сводили его с ума.
Шон молча осыпал ее поцелуями. Он как будто на время утратил дар речи, но нисколько не сожалел об этом. Сейчас ему хотелось только одного — целовать ее, ласкать, раз за разом все глубже входя в ее покорное тело.
Ее губы были мягкими, глаза в лунном свете, казалось, отливали серебром. Шон вдруг вспомнил, что Фионн смотрел на него с такой же надменностью, которую он не раз замечал на лице Андреа. Да, сомневаться не приходилось — эти двое были родственниками.
Шон посмотрела на Андреа — она была такая тоненькая, изящная... а сам он не чувствовал ничего, кроме дикого, почти животного желания. Он уже излил в нее свое семя, но плоть его вновь окаменела. Шон скрипнул зубами — мышцы Андреа непроизвольно сжались, сдавив его плоть, и он понял, что вновь готов к соитию.
— Что с тобой? — Андреа осторожно коснулась его щеки.
Хриплое рычание вырвалось из его груди, и Шон почувствовал, что снова обрел способность говорить.
— Я оказался внутри твоего восхитительного тела... что, по-твоему, я должен чувствовать?
— Что сходишь с ума от желания?
— Будь я проклят... так и есть!
— Говоришь в точности, как Эллисон.
Шон заскрипел зубами:
— Не вздумай сравнивать меня с этим жалким волколаком — да еще когда мы занимаемся любовью!
Андреа рассмеялась. Эта ее манера дразнить его когда-нибудь сведет его в могилу.
— Ты такой простодушный...
— Ты моя! Моя подруга! Значит, я буду любить тебя до самой смерти.
Соблазнительно улыбнувшись, Андреа пощекотала ему спину.
— Знаешь, а я видела их... я имею в виду узы, соединившие нас. Когда пыталась исцелить отца.
Шон замер, чувствуя, как сердце глухо заколотилось в груди.
— Ты видела?!
— Не знаю... не уверена. Но по-моему, видела. Знаешь, благословение — это не просто слова или древняя традиция, это нечто реальное — Всевышний действительно связал нас невидимой нитью.
— Правда?
— Правда. — Андреа ласково взъерошила ему волосы.
— Выходит, ты теперь тоже «истинно верующая» — вроде тех оборотней, что одеваются исключительно в белое и весь день напролет медитируют посреди круга из камней?
— Ну уж нет! У меня и без того полно дел!
— Это уж точно. Коннор нам всю плешь проест, пока не убедится, что мы намерены в скором времени обзавестись потомством.
— Ты мечтаешь о детях? — В голосе Андреа слышалось сомнение. — Но я ведь не бастет. Наш ребенок появится на свет похожим на человеческого детеныша, и мы даже не будем знать, в чью породу он пошел, в твою или мою. И вдобавок в нем будет что-то от фэйри, — засмеялась она.
— Знаю. Будет... ээ-э... забавно увидеть, каким он станет, наш малыш, — Шон потыкался в нее носом, с наслаждением вдохнул ее запах. — Но... да, ты права, я хочу детей. Наших с тобой детей.
Однако беременность для женщины-оборотня несла с собой смертельную опасность. От страха у Шона свело живот. Он твердил себе, что сейчас все стало намного проще, что медицина ушла далеко вперед, да и сама Андреа как-никак обладала даром целительства. Но он слишком много раз видел, как женщины умирали, пытаясь дать жизнь детенышу, чтобы не волноваться об этом.
