Гемоглобин – 125,0 г/л.
Эритроциты – 4,0х1012/л.
Цветовой показатель – 0,92.
Тромбоциты – 180,0х109/л.
Лейкоциты – 6х109/л.
Палочкоядерные – 1,5> – 64> –
0,20х109/л.
Моноциты – 6> – 19> –
2,1х1012/л.
РОЭ – 3 мм/час».
О. – конечно, Олеся. N – понятное дело,
норма. Кстати, буква N в записях доктора встречалась довольно часто. Иногда он
даже не писал цифровые показатели лейкоцитов и всего прочего, а против каждого
слова ставил N, N… Значит, анализы у Олеси были хорошие. Ого! А это что такое?
Рядом с записью от 19 февраля про консилиум совсем другая картина:
«Гемоглобин – 92.
Эритроциты – 2,1.
Цветовой показатель – 0,66.
Тромбоциты – 140.
Лейкоциты – 17.
Палочкоядерные – 3> – 20> – 1.
Моноциты – 12> – 76> – 2,1л.
РОЭ – 45».
Цифры резко изменились. Лейкоциты, лимфоциты,
РОЭ и все такое прочее скакнули вверх. Судя по обрывкам, запавшим в голову Лёли
на военной кафедре в универе, и тому, что говорила Смиринская, эти цифры весьма
далеки от нормы. И буквы N здесь не наблюдается. Что же произошло вдруг с
Олесей? Почему именно 19 февраля? Консилиум так на нее повлиял, что ли?
Испугалась скопления чужих людей? Да разве от элементарной нервозности может
так клинически измениться состав крови? А кстати, интересно – врачи на
консилиум собирались в усадьбу или девочку куда-то вывозили? Нет, все-таки это
странно – такое внезапное отклонение от нормы. Это же картина тяжелого
заболевания. Ну да, правильно – Олеся ведь больна, чему удивляться? Но тогда
как же может быть…
– Ну и ну, – сказала вдруг Лёля, тупо
глядя на экран. – Вот это да!
Все не так! Олеся больна – значит, анализ с
ненормально увеличенным количеством лейкоцитов и всего прочего для нее как раз
типичная картина. Это и есть для нее N. А ненормально – обычные цифры, схожие,
например, с анализами какой-то неведомой О.В.Н., которые видит сейчас на экране
Лёля. Запись июньская, но почему-то рядом с загадочными инициалами стоит еще
число – 25 мая:
«Гемоглобин – 130,0.
Эритроциты – 3,2 л.
Цветовой показатель – 0,9.
Тромбоциты – 250,0 л.
Лейкоциты – 6.
Палочкоядерные – 1> – 67> – 3
л.
Моноциты – 6> – 21> – 2,1 л.
РОЭ – 10.
Присутствие а/т».
«Присутствие а/т»? Но ведь а/т – это антитела.
Те самые знаменитые антитела, из-за которых…
Лёля еще раз вгляделась в цифры, и они вдруг
показались ей ужасно знакомыми. Ну еще бы! Эти данные в точности совпадают с ее
собственным анализом крови. У нее всегда была отличная память на цифры, и,
когда Смиринская разъясняла, что там произошло с ее организмом, какими
замечательными способностями он внезапно начал обладать, Лёля без труда
запомнила свои РОЭ, тромбоциты, моноциты и всю прочую петрушку. И это
магическое сочетание букв – а/т…
И вдруг она поняла, почему рядом с июньской
датой появилось 25 мая. Как раз 25 мая она сдавала анализы в консультации! Это
она О.В.Н. – Ольга Викторовна Нечаева. Это ее анализы!
Как-то нехорошо вдруг стало. Захотелось
стереть эти цифры, словно это могло что-то изменить в ее жизни. Словно, исчезни
они из памяти компьютера, и Лёля сможет исчезнуть из замка, вернуться домой… Да
нет, это ведь всего только копия. А оригинал у доктора. И наверняка тут есть
еще ее анализы.
Пробежала курсором по строкам. Ну точно – вот
она, О.В.Н. 15 июля… да ведь это через день после того, как Лёля отправилась в
путешествие с предателем Мордюковым! Значит, и правда – ее завезли куда-то не
так уж далеко от Нижнего, если путь занял не более суток. Да что с того
теперь-то? А вдруг?.. А вдруг все-таки судьба улыбнется? Третья попытка – самая
удачная, бог троицу любит! Только знать бы, как ее предпринять, эту третью
попытку!
Мысли лихорадочно метались, а Лёля машинально
проглядывала перечень своих моноцитов, тромбоцитов и всего прочего. Новый
анализ ничем не отличался от прежнего, только строчки про антитела в нем
почему-то не было. И в анализе, сделанном, судя по дате, на другой день, и на
третий. Значит, она провалялась без памяти три дня. Ну правильно: она нашла три
следа от уколов на предплечье. И точки на безымянном пальце левой руки – их
тоже было три. Три раза подряд у нее брали кровь, вот записи. Странно: ни
одного упоминания об антителах. Только вот странная реплика: «Чертова кукла!»
Интересно, чем же это так разозлила доктора лежавшая без памяти О.В.Н.?
Да нет, не может быть…
Догадка, осенившая ее, была столь невероятна и
вместе с тем абсолютно проста, что Лёля даже за голову схватилась, словно
боясь, что мысль исчезнет так же внезапно, как появилась.
А не потому ли нет записи про антитела, что их
самих тоже… нет?
Мгновенно вспомнилось, как спросила угрюмо:
«Теперь, когда я уже не беременна, эти антитела из меня никуда не делись?» И
осторожный ответ Смиринской: «Бывает такое, и довольно часто. Но наверняка мы
узнаем только при новом анализе».
В Центре крови этот анализ так и не сделали.
Зато его провел доктор – и убедился, что вышла осечка: «чертова кукла» О.В.Н.
порастеряла все свои антитела… поиздержалась в дороге!
Так какого же, спрашивается, дьявола ее
продолжают здесь держать, а не выгоняют с позором, как несостоявшегося донора?!
Ведь в ее крови теперь вообще нет никакой пользы для Олеси, даже
гипотетической!
Не выгонят ее, поняла вдруг Лёля. Не выгонят и
не выпустят. Она слишком много узнала про замок, про деревню. Ничего не узнала,
если честно… Но здешним сумасшедшим небось и муха, пролетевшая над усадьбой,
кажется шпионкой, что ж говорить о человеке? И ждет теперь Лёлю… что? А не
соседство ли с бедняжкой Юлей? Не оказалась ли и та в сходной ситуации:
похищена как донор, но утратила свои «целебные свойства» с естественным
течением времени – и была списана за ненадобностью? А может быть, не утратила.
Может быть, ее успели обескровить, а потом просто зарыли на деревенском
кладбище… спасибо еще, не в канаву какую-нибудь свалили!
Лёля изо всех сил прижала руки к лицу. Но
зачем, зачем все это, жертвы такие зачем, трупы? Ведь… И тут ей стало холодно
от новой догадки, которая оказалась покруче предыдущих открытий. Ведь не нужны
Олесе никакие доноры! Не нужно ради нее никого убивать! Все показания ее
анализов свойственны совершенно здоровому человеку! И только однажды, когда
проводился консилиум, доктор зафиксировал патологические данные.
